О'Санчес
Холодный Лунный Смайлик (Сказка-нуар)
О'САНЧЕС
ХОЛОДНЫЙ ЛУННЫЙ СМАЙЛИК (Сказка-нуар)
ГЛАВА 1
Лондонский туман? По-питерски — это "ясно".
Общеизвестно, что российский город Санкт-Петербург расположен точнехонько в эпицентре выхода из недр земных Древней Силы, питающей все сакральные, потусторонние, сверхъестественные, призрачные, волшебные, магические, трансцендентальные источники, выплескивающиеся из таинственных и непостижимых для современной цивилизации глубин, словно языки огнедышащей лавы из жерла могучего вулкана, в наземный простор, в подлунный и солнечный мир; сие — незримые потоки непостижимой и необъятной мощи, неслышимые и неосязаемые, но, тем не менее, столь же неотвратимо влияющие на ткань всеобщего человеческого бытия, как животворный солнечный свет или морозное дыхание космоса. Впервые данный факт был обнародован на рубеже прошлого и позапрошлого веков, в знаменитом энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, и долго еще воспринимался как сенсация мирового значения, предмет для яростных дискуссий атеистов и теологов всех мастей, а ныне об этом феномене можно прочесть во всех европейских и отечественных учебниках, в любом справочном файле, в каждой из сетевых энциклопедий. Не так давно, уже в начале нового тысячелетия, вездесущим и всеведущим британским ученым удалось доказать наличие на поверхности Земли, на бывших землях британской короны, еще одного мощного источника Силы Земной, хлещущей из глубин, источника, почти не уступающего по интенсивности и размаху знаменитому питерскому, однако, водные и земные пустыни Южной Атлантики, равноудаленные на тысячи километров от Африки, Антарктиды и Южной Америки, от цивилизаций Старого и Нового света, они, все-таки, не переполненная людьми Европа, и тамошняя бабилонская цивилизация на краю мира — особь статья, со своими обычаями. Стало быть, главный ареал выхода на поверхность Древней Силы (жерло, устье, ворота, портал — где как его называют, однозначный термин так и не устоялся за сто прошедших лет) — все-таки один, и полное имя ему: Санкт-Петербург — Петроград — Ленинград — Санкт-Петербург, по прозвищу Питер, пятимиллионный мегаполис, в котором люди — основной объект воздействия древних эманаций — рождаются, живут и умирают, слой за слоем, поколение за поколением, вот уже четвертое столетие подряд…
Радоваться лету и солнышку у нас, в Петербурге, все равно, что пить воду китайскими палочками. Кажется, что вот только-только подкрались белые ночи — а уже июль три недели как закончился, впереди осенняя слякоть, потом зимняя слякоть, потом весенняя… Впрочем, на природе, на своем садово-огородном участке, в любую пору хорошо, были бы свет, вода и отопление. И удовлетворительное покрытие для интернета, для мобильной связи. И надежный транспорт до города.
Пассажиров в пятничной августовской электричке битком, при этом все окна закупорены по-зимнему, наглухо, для того, наверное, чтобы людям в переполненных вагонах проще страдалось. А электричка опаздывает против расписания, больше стоит, чем идет… Спрашивается, чего она стоит??? Ну, шевельните языком, должностные лица, объясните людям по громкоговорителю причину! В каждый вагон ведь проведена селекторная связь!.. Нет, молчат загадочно проводники с машинистами. И вот, некий отставной пассионарий — сразу видно, что из убежденных дачников, — не выдержал, забыв про свой солидный, близкий к пенсионному, возраст, выругался длинно, по-флотски, да как хрястнет черенком лопаты в окно! — Двойные окна и раскрылись двойною неровною дырой, почти всеми осколками наружу. А, все же, некоторые внутрь отскочили. Народ, конечно, загалдел, завозмущался, особенно те, кого остро-колючие куски стекла, упавшие внутрь вагона, могли задеть и едва не задели, но, по счастливой случайности, все остались невредимы, никто не пострадал ни телом, ни духом, зато через пробоину щедро пахнуло свежим воздухом, летним, трепетным, ароматным, аж сквозь весь вагон живительный ветерок прошел. Да еще и поезд набрал, наконец, скорость, нагоняя отставание, так никем и не объясненное, подбавил вентиляции кислородной.
Если бы это случилось зимой, или в дождь, того мужика-освободителя вполне могли выкинуть на рельсы, вслед за выбитым стеклом, однако стоял август, не просто теплый, но дивный, жаркий, на удивление мягкий, с неутомительными, почти всегда ночными, дождями, с высоким чистым дневным небом. Грибов завались, ягоды уродились все — лесные, луговые, садовые, июльские, августовские… В огородах под грядками корнеплодов столько скопилось-затаилось, что складывать будет некуда… А тут еще и яблоки зрели, грозя пришельцам из города невиданным урожаем варенья, джемов и сидровой самогонки… Какой день, ах, какой день! — даже обидно такой в дороге-то проводить! Поезд два с лишним часа идет — и все ни единого облачка до самого горизонта. Короче говоря, пассажиры хватили кислороду вдоволь, задышали ровно и постепенно угомонились, утихли: кого в сон потянуло, кто в чтение погрузился, кто в плеер, кто в планшет, кто в телефонные игры. Покопаться в рюкзаках да в сумках — и 'ноуты' бы нашлись, но тесно в вагоне для них, даже без мышек — не пристроить толком. Те, кому выпало сидеть у разбитого окна, некоторое время развлекали себя тем, что расшатывали и удаляли из прорезиненных оконных десен оставшиеся куски стекла, немедленно выбрасывая их наружу, прямо на бегущую ленту железнодорожного полотна; действовать приходилось аккуратно, ибо кривые и острые стеклянные осколки, подрагивая вместе с рельсами и вагоном, только того и ждали, чтобы воткнуться в неосторожные пальцы и ладони, порезать, располосовать… Но сего развлечения хватило хирургам-любителям едва ли на два недлинных перегона между станциями, а потом, когда опасный оконный мусор иссяк, успокоились и они.