– То есть, он зашел, увидел тебя над трупом с пистолетом в руке и первое, что сделал, попытался избавить тебя от всех проблем, так?
– Как ты его защищаешь! – возмутилась, вновь наклонившись и потыкав мужчину пальцем. – Как будто манекен.
– Так кажется, потому что пуля вышла через заднюю часть мозга. А вот если его перевернуть… что я сделаю чуть позже…
Я сглотнула ком в горле и покосилась на стену, но тут же отвела взгляд. Будет тяжело продать эту квартиру.
– Документы имеются? – спросила, чтобы отвлечься.
– Еще два задних кармана, но пока – пусто. Отмычки и чек из продуктового, тут через два дома.
– Что купил?
– Тампоны, – ответил язвительно, – Варвара, ты мешаешь сосредоточиться.
Я примолкла и насупилась, наблюдая, как он раскладывает улики по пакетам, собирает ворсинки и занимается прочей ерундой.
– Может и хотел защитить, но подача отвратительная, – буркнула, не выдержав.
– Я не пытаюсь его оправдать, но все решают проблемы так, как привыкли. Ты обвиняешь его в том, что он тот, кто есть. Поверь старому, попытки переделать человека ничем хорошим не закончатся. Либо прими таким, какой есть, либо беги. Третьего не дано.
– Беги, как же… – проворчала недовольно. – А как насчет принятия меня? Я работаю в следственном комитете.
– Ты такую херню творила, прости, Господи! – возмутился Петрович, посмотрев сурово.
– А ты? – состроила рожицу в ответ, а он закатил глаза и вернулся к работе. – Рамки-то должны быть.
– Вот тут поддерживаю, тут молодец. И отвечать за свои поступки тоже надо. Но дело ведь не в этом?
– Он – раскомандовался, я – взбунтовалась, – ответила понуро.
– Давай два шага в коридор и замри.
Я вышла из лужи крови, испытав облегчение, но лишь на мгновенье, погрузившись в муки душевные. Такой будет моя жизнь с ним?
– А потом просто отобрал пистолет.
– Патроны, говоришь, протер?
– Протер.
– Соображает. Это хорошо.
– Петрович, ты на чьей стороне?!
– На стороне отсутствия геморроя, – огрызнулся криминалист. – Кто их туда заправлял, а? – я скуксилась, а он проворчал: – То-то. Знать ничего не хочу. А твой даже на ночь в кутузке не останется. Наплетет с три короба, подписку о невыезде оставит и домой в теплую постельку. А ты бы посидела. Пожарский просто из принципа бы запер. Табельное теперь тебе не видать, как своих ушей без зеркала.
– Да у меня и работы-то уже нет, считай.
– Утрясется, – ответил уверенно и перевернул мужчину, а я зажала рот рукой и отвернулась. – Я ж говорил! – обрадовался Петрович, но тут же скис: – Документов нет. Бумажник, немного налички. Еще чек из того же продуктового.
– Опять тампоны?
– Пельмени, Варвара. И бутылка водки. Классический набор холостяка.
– Он тут что, жил, что ли? – похлопала глазами растерянно.
– Посмотрим, – пожал плечами и переместился к стене. – Переобувайся и выходи.
– Но…
– Давай-давай, я не хочу тут встретиться с Создателем. Потом поболтаем.
Я обула другие кроссовки и вышла на площадку, где топтались почти все соседи и Гоша, с несчастным видом уже, видимо, в миллионный раз уговаривающий их разойтись.
– Варвара, что случилось?! – кинулись ко мне, галдя наперебой.
– Пока не установлено, – ответила вяло.
– Страсти какие! – ахнула соседка и театрально приложила руки к груди. Гошины глаза закатились, он взял телефон и сделал звонок, буркнув:
– Пусть поднимаются.
– Кто? – спросила тихо, а он проворчал:
– Наряд. Пожарский велел двигать домой. В квартиру заходить никому из наших нельзя.
– Что?! – рявкнула, а он поморщился:
– Дело передадут в отдел внутренних расследований.
По ступенькам послышались торопливые шаги, а следом показались двое мужчин в форме, с пивными животами и одышкой.
– Это на них мы Петровича оставим? – спросила тихо, поморщившись, а Гоша тяжело вздохнул, подхватил мою сумку, с которой я приехала, взял меня за руку и потащил вниз практически силком.
– Не хочешь сделать хуже – не лезь, – сказал, открывая передо мной дверь подъезда.
Во дворе стояло лишь две служебные машины, одна полицейских, оставшихся у двери, вторая – Гошина.
– Где все? – нахмурилась, настроенная на разговор с Поляковым, а Гоша удивился:
– А чего им тут торчать? Поехали, утром на допрос, хоть пару часиков покимарить успеть.
За двадцать минут долетели до его квартиры, Гоша начал раздеваться еще в коридоре, до спальни дошел уже по пояс голый, упал на кровать лицом вниз и вырубился, а я три часа таращилась в потолок, старательно себя накручивая, и к утру была готова к военным действиям. План был прост, как все гениальное – объяснить любимому, что он не прав. И все бы ничего, если бы на его месте был кто угодно другой. Поляков же упертый, как стадо баранов, со своим незыблемым мнением, и помимо этой ситуации жутко нервный из-за своего ранения в плечо и едва функционировавшей левой руки. Такое ощущение, что фиксирующая повязка давила ему на мозг. Хотя, соображал он побыстрее моего и выхватил пистолет не просто так. Следовало признать, что таким образом он спас мою карьеру. Начальник перебесится, рано или поздно, и удостоверение вернет, а вот если бы оружие изъяли у меня… Это бесило еще сильнее. Как объяснить кому-то, что он не прав, если не права сама? Но, по типичной женской логике, над которой часто потешались коллеги, и которая, на удивление, не раз выводила расследования в нужное русло, я вбила себе в голову, что «это другое» и намеревалась отстаивать свою позицию до последнего. Пока не выяснилось, что слушать меня он не намерен.