Если бы она не отказалась от денег и уехала, сейчас не сидела бы в подвале. Тогда Рита не встретила бы Гошу, не злилась бы на Леру, не подставила бы брата. Она бы занималась своей жизнью...
Как?
Богданова просто не могла представить себе эту жизнь. Ей было чертовски страшно остаться одной, ведь отказаться от родственных связей с Алфёровым – значит отказаться и от тети Милы и дяди Пети. Отказаться от Ромы, которого девушка успела нежно полюбить, как единственного племянника, единственного человечка, не оскверненного злобой на факт ее рождения. Отказаться от дома, в котором остались хоть какие–то напоминания о том, что у нее был отец, который в меру своих сил заботился о ней.
А остаться одной... Куда бы она пошла? Закончила бы образование по нелюбимому профилю, что навязала ей мать когда–то, может купила бы себе однушку... А дальше что? Разве что выть на луну и писать картины, пока руки не отвалятся от боли. Разве это жизнь? Сейчас в работе горничной ей виделось больше жизни и счастья, чем в подобных перспективах.
На работе в этом доме у нее были близкие. Были подруги, пусть и со своими тараканами. Майя – веселая и беззаботная, но трусливая не в меру. Такая наблюдательная и чуткая, когда от нее этого не ждешь. Она первая раскусила, что Рита влюбилась во время новогодних праздников, и всячески старалась поддержать Богданову. И Влада – спокойная, меланхоличная и до смешного строгая. Они не были сильно близки, но частенько болтали на тему искусства и жизненных ситуаций.
Здесь у Риты была жизнь.
А что ее ждет там, за пределами дома, совсем одну?
Она понимала, что Рудольф выгонит ее, как только шум стихнет. Он не станет держать ее возле себя после случившегося, и наверное будет прав.
«Кому вообще нужна моя никчемная жизнь?..» размышляла Рита энное количество дней спустя. Прошло около месяца, но по ощущениям – не меньше трех, когда в самый разгар мрачных размышлений к ней пришел Рудольф.
Его вид выражал такое умиротворение, что Богданова невольно вздрогнула. Неужели, все закончилось?
– Можешь поздравить меня, сестра. Твой обожаемый Гоша с треском проиграл в суде и теперь еще больше погрязнет в долгах, учитывая приговор. Совсем скоро он ответит за все, что совершил, и эта история останется в прошлом. Как и твое пребывание здесь.
– Ты меня отпускаешь? – тихо спросила девушка, выключив надоедливо гудящий телевизор.
– Пока нет. Рано еще, шум пока не утих. Просто сообщаю тебе приятные новости. Впрочем, не долго ты будешь здесь одна. Обожди, и я приведу тебе компанию.
– О чем ты? – Рита ощутила, как по спине побежали мурашки от нахлынувших на нее догадок.
– О твоем ненаглядном. Скоро я приведу его сюда, так как денег от него мы точно не дождемся. А расплату он должен ощутить сполна! – глаза мужчины сверкнули ледяным огнем, у Риты даже во рту пересохло от ужаса.
– Нет... Он и так получил сполна, прошу тебя! Не надо...
– Все еще переживаешь о нем? – Рудольф усмехнулся, – глупая, он тебя использовал с самого начала. Ты стала удобной игрушкой, ценным информатором. Я побеседовал с его юристом и узнал много...
– Замолчи, – попросила Рита, стиснув зубы, – прошу тебя, Рудольф. Я исчезну из твоей жизни, только не... Не надо его мучить.
– Какая страсть, – хмыкнул мужчина и покачал головой, – как жаль, что мне плевать. Не сомневайся, я научу не только тебя, но и его, что мою семью трогать себе дороже. Отдыхай, – он вышел из комнаты, и звук хлопнувшей двери на миг оглушил Богданову. В тот момент ей показалось, что перед ней был вовсе не ее брат, а другой жестокий мужчина – их родной отец, Борис.
С самого детства Рита чувствовала, что папа считает ее ошибкой. Да, он платил за частный детский сад, да, привозил игрушки и еду, да, много позднее разрешил ей заниматься уроками за компанию со своей старшей дочерью. Его действия были вполне логичны для заботливого семьянина, но в его глазах, словах и даже в редких объятиях Рита видела холод и бессильную злобу. Борис был скуп на проявления теплых чувств не только к ней, но разница все равно была видна. Когда он смотрел на Регину, в его холодных серых глазах мелькали огоньки гордости и любви, но как только взгляд падал на младшую дочь, эти огоньки пропадали.
Рита прислонилась к стене и вытерла непрошенные слезы, предательски покатившиеся по щекам. Из–за долгого пребывания в темноте без адекватных возможностей умыться и просто побывать на свежем воздухе, ее кожа стала более раздраженной и сухой, а соленая влага лишь усилила неприятный эффект. Девушка закрыла лицо руками, пытаясь прогнать из головы печальные воспоминания и навязчивый страх, но получалось откровенно плохо.