– Ясно. – Яковлева сжала зубы, сверля его взглядом. Чувствовалось, что ей хотелось ещё что–то сказать, но вместо этого девушка отвернулась от него и подошла к окну, сжала пальцами подоконник.
Рудольф устало выругался. Ему ужасно хотелось разбить что–нибудь, наверное даже лицо Яковлева. Он сверлил взглядом спину девушки добрых пять минут, считая каждую секунду, чтобы подавить порывы к разрушению. Немного придя в норму, он переоделся и лег под одеяло. Сон теперь не шел, но он так устал, что ничего другого сделать не мог, не разорвав что–нибудь в процессе.
Глава 42. Рудольф
В комнате наступила такая тишина, что Алфёрову казалось, будто он слышит собственное сердцебиение. Он смотрел в одну точку, судорожно размышляя, как теперь исправить ситуацию. Что, если она все же уйдет?
Пока Лера вроде не собиралась сбегать, но ведь ее может держать надежда освободить брата и Риту из плена. Вдруг страх будет сильнее ее любви к нему и Роме? Даже представить это было больно физически. Рудольф не смог долго терпеть этот тихий бунт. Он встал с постели и пошел к себе в кабинет, надеясь хотя бы за работой отвлечься от страшных мыслей. Тем более, что дел было как всегда немало. Оказавшись за рабочим столом, мужчина открыл было файл с текстом, но так и не смог ничего написать. Он просто смотрел в экран ноутбука невидящим взглядом, медленно закипая изнутри.
– Блять! – Алфёров смахнул со стола кипу бумаг и открыл запись с камер из подвала. Рита и Гоша тихо разговаривали, но звук был достаточно хорошо настроен, так что он услышал весь разговор.
– Гош... Скажи, ты правда хочешь остаться здесь вместо меня? – Рита сидела, прислонившись к стене. Ее темные волосы были убраны в неряшливую косу, а в руках лежала книга, читать которую у нее явно не было сил.
Георгий молчал минуты три. Рудольф усмехнулся. Неужели этот гаденыш надеется этой ложью разжалобить его? Может на Богданову это и подействует, но не на него.
– Правда. Тебе тут уж точно делать нечего. Ты итак натерпелась.. – Гоша сидел аккурат рядом с ней, только с другой стороны стены.
– Но ведь ты не обязан мне ничем. Ничем.– она вытерла слезы с лица,– не надо жертвовать собой ради меня.
– А ты мне чем обязана, что собиралась своей жизнью пожертвовать, чтобы оплатить мои долги, а? – громче, чем нужно возразил Гоша. Рудольф изогнул бровь. Оплатить долги? Она настолько наивна, что полагает, будто такая цена его устроит?
Рита опустила взгляд, уткнувшись подбородком в свои колени.
– Ты единственный человек, который попытался меня понять. Помочь мне. До меня же никому нет дела. Матери нет больше, отцу всегда было плевать. Для брата я обуза... Ты один отнёсся ко мне по–человечески.
– Это не значит, что ради меня можно жертвовать всем, – тихо, с горечью сказал он. – Ты ещё молодая, ты заслужила свободу и ты не обязана ради меня навечно становиться рабыней этого ублюдка...
– Знаешь, я почти уверена, что рабыней я не буду. Максимум останусь горничной лет на десять, а там накоплю на образование и уйду. Он хоть и скотина, но не зверь во плоти, прежде я сама пошла на то, чтобы стать служанкой только чтобы остаться в доме отца. Хотелось быть ближе к семье, но... мой нрав не таков. Я не сумела сблизиться с братом, и племяннику не нужна, когда рядом Лера. Так что во всем этом львиная доля моей вины...
– Нет в этом никакой твоей вины! – рыкнул Гоша. –Ты не заслужила этого. Ты молода, ты... Тебе сейчас самое время развлекаться, влюбляться, жить... А не это все.
– Что ж... Значит не судьба, как минимум развлекаться,– она горько улыбнулась.
– Я хочу чтобы ты жила. Нормальной человеческой жизнью, понимаешь?! – отчаянно сказал Гоша. Играл он мастерски, Рудольф даже на минуту ему поверил.
– А я хочу, чтобы ты был рядом, а не гнил здесь ради меня!– она беспомощно ударила по стене рукой.
– Если я что и понял из всего этого... Нельзя получить все и сразу. И вообще – это все не ради тебя, а из–за меня! Ты ничего не сделала, чтобы страдать тут даже блядское десятилетие.
Она ничего не ответила. Слезы потекли из глаз таким бурным ручьем, что Рита просто не могла говорить, не выдавая своего состояния. Девушка закрыла лицо руками и позволила себе тихо заплакать.