– Кажется, она меня пожалела, – Рита пожала плечами, – утром я выглядела, как смертный грех. Одним словом – страшно. А когда она помогла мне привести себя в порядок, то заявила, что если я сделаю тебя счастливым, то мы подружимся. Я не стала говорить ей о своих обидах. Решила не провоцировать конфликт.
Гоша притянул ее к себе и мягко поцеловал.
– Хорошо, что я влюбился в умную девушку. Еще и безумно красивую. Сорвал куш хоть в этом!
– Не везет в картах, повезло в любви. Старая мудрость, зато какая точная, – она усмехнулась и щелкнула его по носу.
Он тихо рассмеялся.
– Ты определенно права. Рита... А то, что ты говорила сегодня. О том, что тебя предали. Что ты имела в виду? Мне казалось, тебя вырастили в достатке и...
– Ну, если судить с этой точки зрения, моих родителей сложно упрекнуть, – Рита села на постели и поджала колени к груди, – не помню, говорила ли я... Моя мама была няней в доме Алфёровых, когда еще была жива мать Рудольфа. Жена отца болела, смертельно. А моя мама влюбилась в него так сильно, что не смогла упустить момент, когда он был в отчаянии и жаждал забытья. Интрижка с ним привела ее к увольнению и разбитому сердцу, а несколько месяцев спустя она поняла, что беременна. Я стала для нее надеждой на зарождение отношений с вдовцом Алфёровым. К моменту моего рождения Борис уже потерял любимую жену. Он не отказался от ответственности, позволил вписать себя в мое свидетельство о рождении и обеспечивал нас с мамой до самой смерти. Однако маме это стоило очень дорого.
– Он не женился на ней? – Гоша внимательно слушал рассказ любимой, осторожно поглаживая ее по спинке, – почему он не сделал тебя наследницей?
– Он сделал. Просто я была идиоткой и отказалась от своей доли, потребовав у Рудольфа место в родном гнезде. Да, я не жила в доме Алфёровых с рождения, – Рита горько улыбнулась. – Но отец брал меня каждые выходные к себе, и у меня было много воспоминаний, которыми я дорожила. Особенно о сестре. И о тете Миле, дяде Пете... С ними я чувствовала себя нужной.
– Почему же тогда ты считаешь отца предателем? – Гоша посмотрел ей в глаза, – не пойми неправильно. В детстве я и сам был зол на своего отца. До недавнего времени я постоянно думал о том, что он поступил, как последняя тварь, бросив мою мать и меня ради француженки с чужим приплодом. Но чего не хватало тебе?
– Я... Хотела, чтобы мама была счастливой, а он не смог сделать ее такой. Он забрал у нее свободу выбора. Не позволил стать частью своей семьи, но и завести новую любовь – тоже. Мама всю жизнь была одинока. И винила в этом меня, – голос Риты дрогнул от боли, Гоша сел ближе и крепко обнял ее, – он не желал детей от нелюбимой женщины, и тяготился мной, а она желала меня, пока не поняла, что это не подарит ей любовь желанного мужчины. Стоило ей это понять, и я стала ярмом и на ее груди.
– Моя девочка... – Яковлев погладил ее по волосам, чувствуя, как дрожит ее хрупкое тело от нахлынувших эмоций. Ей было нужно выговориться, он чувствовал это, и слушал, стараясь облегчить ее боль.
– Только Регина меня любила. Лишь она. Она уговорила отца позволить нам вместе учиться по выходным, она защищала меня от его гнева, когда я шалила, она даже пыталась подружить нас с Рудольфом. Если бы он не был так травмирован смертью матери и изменой отца, это может и получилось бы.
– Что же с ней случилось? Почему он скрыл это от тебя?..
– Она влюбилась в преступника и сбежала с ним. Вышла замуж... Узнала о его натуре, а когда забеременела, сбежала и от него. Рудольф сделал все, чтобы скрыть тайну рождения Ромы, чтобы тот никогда не пытался найти родного отца. Ради его безопасности. До дня выхода статьи я думала, что Редж умерла от болезни, как и ее мама,– Богданова всхлипнула, прижимаясь к нему так крепко, что Гоша ощутил прилив острой боли и нежности к ней.
– Понятно. Видимо, моя «сестрица» узнала все в тот момент, когда он уже увлекся ею, раз он не прогнал ее прочь уже тогда,– Яковлев вздохнул, – прости меня, малышка. В тот момент я совсем не думал о чувствах других. Даже о твоих, я был эгоистом.
– Я тоже хороша. Думала, что привлеку внимание брата, вызвав общественный резонанс, – она вытерла слезы, одной рукой все еще удерживая парня рядом, – глупая дурочка. Права была Милена, я давно должна была начать жить своей жизнью... Но мне было страшно. Чертовски страшно остаться одной.