Отложив лист в сторону, он отвернулся и устремил свой взгляд на такой же резной платяной шкаф. Здесь маленький Руди любил прятаться, когда мама или Милена затевала игру в прятки. Елена долго искала его в других местах, хотя точно знала, где любимое место ее сыночка, а вот Милена находила его сразу, заставляя думать о других вариантах тайников. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как весело и томительно было ожидание, как приятно было увидеть веселое лицо мамы и услышать ее голос...
— Вот ты где! Руди, как же долго я искала тебя! — она всегда подхватывала мальчика на руки и крепко прижимала к себе, улыбаясь самой чистой и ласковой улыбкой. В ее объятиях он всегда чувствовал себя в безопасности. От мамы пахло сладкими духами, но такими тонкими и приятными, что хотелось вдыхать этот запах бесконечно. А ее длинные медно-рыжие волосы окутывали его лицо, отчего Руди неизменно хватался за них руками. Прямо как Ромка сейчас цепляется за волосы своей няни при любой возможности…
Рудольф коснулся широкой ладонью резьбы на шкафу и горько улыбнулся. Жаль, что такой же шкаф уже не закажешь – качество сборки будет даже близко не таким. А переносить этот экземпляр будет подобно варварскому вторжению. Рудольф даже думать не хотел о том, чтобы менять в этой комнате хоть что-то. Это был музей его счастья. Это был храм его детства. И, увы, сердце его боли.
Пройдя мимо шкафа, мужчина сел на широкую кровать и поглубже вдохнул застоявшийся воздух. Сон, что потревожил его старые раны, был столь реальным, что только в атмосфере этой комнаты он смог ощутить, как призраки успокаиваются. Он слишком давно не вспоминал о них.
Окинув взглядом помещение, Рудольф наткнулся на картины, что украшали комнату. Отец имел слабость к портретам, написанным кистью талантливых художников. Будучи выходцем из бедной семьи, Борис так и не смог побороть тщеславное желание окружить себя и своих близких роскошью. Руди прекрасно помнил те дни, когда его часами заставляли стоять в одной и той же позе, не меняя выражения лица. Тогда это казалось самым скучным и ужасным занятием. Какой прок от этой мазни, если уже существуют фотоаппараты? Капризничать ему бы никто не позволил, так что Рудольф выплескивал свое негодование на тех, с кем мог не держать лицо «наследника семьи».
Теперь эти картины были его гордостью. Алфёров с нежностью смотрел на лица родителей с их общего портрета, что висел у окна, на свое детское лицо, серьезно смотрящее в пустоту со стены напротив. И на ее глаза. Глаза той, чье имя он даже произнести теперь не мог, боялся задохнуться.
В момент его горьких размышлений о прошлом, тишину комнаты нарушил резкий звук вибрации. Рудольф раздраженно достал телефон. В такой момент он был готов убить или обматерить любого, кто потревожил его!
— Что?!— ответил он на звонок, особо не всмотревшись в номер звонившего.
— Рудольф Борисович, беда! У нас на производстве авария, есть травмы, — затараторил взволнованный голос его секретаря, — вы срочно нужны здесь!
— Мать вашу, какого хрена... Рассказывай, что произошло! — он встал с постели и широким шагом вышел из комнаты, взволнованно сжимая в руках телефон и ключ.
Рудольф быстро уехал из дома. Авария действительно была серьезная, пришлось пропесочить многих работников, часть уволить к чертям. Алфёров провел там весь день, разгребая последствия чужой невнимательности и идиотизма. Возвращаясь домой, он подумал о том, что нужно взять небольшой отдых от дел. Вспомнилось лицо Ромы, во время последней прогулки с Лерой в парке — счастливое, беззаботное, спокойное. Ему тоже хотелось ощутить эти чувства. Пусть и на короткое время. Просто чтобы вспомнить – так тоже бывает.
“Почему бы и нет? В пригороде есть отличная турбаза... Думаю нам троим не помешает хороший отдых. Хотя бы на выходные,” – он даже не стал отговаривать себя от затеи совместного отдыха с няней. Так сильно хотелось просто расслабиться в приятной компании и не думать ни о чем. Поболтать с ней о каких-нибудь интересных им обоим пустяках, не вспоминать о работе, просто отдыхать и хоть немного насладиться жизнью, взрослением Ромки и его детскими шалостями.
Вернувшись домой, Алфёров первым делом пошел в детскую, где застал Леру и уже не спящего Рому.
— Рудольф Борисович, — в ее голосе ему послышалась странная горечь и... испуг? Чем он успел так напугать ее вновь? Алфёров напрягся, но постарался ничем этого не выказать: