Когда других вариантов не осталось, девушка взглянула на письма. Они еще вчера попались ей на глаза, и сейчас она не хотела бы их читать. Но, раз уже пришла… что терять?
Она знала, что это плохо. И ни за что и никогда не решилась бы на это, если бы не съедающая изнутри глупая ревность. Девушка осторожно взяла первый лист, погладила пальцем аккуратные буковки, выведенные изящным каллиграфическим почерком. Было видно, что Алфёрова когда-то много часов провела за тем, чтобы сделать каждую буковку такой идеальной. Только вот…
“А почему буквы русские?.. – не поняла Лера и приблизила листок к глазам, чтобы убедиться как следует. Нет, это точно русский, а не она стала так хорошо читать на английском, что перестала видеть разницу. – неужели его жена была русской и жила в Америке? Вряд ли она могла бы так легко выучить язык… Ладно. Это сейчас не так важно. Надо торопиться.”
Чтение этого письма могло бы стать по-настоящему эстетическим удовольствием, если бы не обстоятельства, в которых Лера пошла на такой низкий поступок и не то, что было написано в самом письме. Девушка читала довольно быстро, не замечая, как подрагивают ее руки и то, как начинает кружиться голова.
«Мой дорогой Рудольф.
Когда ты прочтешь это письмо, я буду очень далеко от нашего родного поместья. Ты знаешь лучше других, как сложно жить в этой золотой клетке, и я так больше не могу. Знаю, отец не простит мне этого, но хочу верить, что ты сможешь. Он никогда не позволит мне жить так, как я хочу. Не даст денег на открытие собственной школы, не позволит выйти замуж за Лоренцо, и даже выбрать работу по душе… Он написал свой сценарий для меня, но я с этим не согласна. Я устала потакать его желаниям.
Не могу написать, куда я отправлюсь, так как сама толком не знаю, где буду через день или неделю. Лоренцо поможет мне спрятаться, у него есть друзья, которые могут нас приютить, так что не волнуйся. Со мной все будет в порядке. Верю, что однажды мы с тобой воссоединимся, но уже не здесь, а в лучшем месте. Может однажды, когда я доберусь с любимым до Италии, ты приедешь навестить нас уже в статусе хозяина отцовского наследства. На свою долю я не претендую.
Я пишу это письмо и плачу, зная, что оставляю тебя навсегда. А ведь мы с самого рождения были неразлучны, и само то, что мне придется жить вдали, кажется невозможным. Но я поняла, дорогой брат, что сильнее любви сестры к брату, пусть и двойняшке, может быть только любовь к самой себе. Если я останусь, то умру от тоски и боли. Стать женой нелюбимого, жить куклой в руках родного отца, эта участь для меня невыносима.
Надеюсь, Милена сможет успокоить твой гнев и твою боль. Она всегда была добра к нам, почти как мама. Скажи ей, что я буду скучать. И по ней, и по дядюшке Пете. Может однажды они найдут свое счастье друг в друге, а не в попытках спасти нашу семью от неизбежного развала…
Хочу сказать тебе, мой милый Руди, что я очень сильно люблю тебя. Знай это. Где бы я ни была, моя душа всегда будет с тобой рядом. Отпусти меня в своем сердце, но храни память обо мне и не злись. Однажды ты поймешь меня. Когда сам полюбишь всем сердцем.
Скомкано, туманно… Но только так я смогу обрести свободу и счастье. Защитить себя и Лоренцо от гнева отца.
Твоя вечно любящая тебя сестра,
Регина.
7 октября 2017 года»
Сердце билось где-то в горле и выдох получился каким-то судорожным и тяжелым. От нахлынувшего облегчения щеки обдало жаром, а на губах появилась улыбка.
«Так значит, Регина вовсе ему не жена. Она его сестра! Двойняшка...» – подумала она и вновь взглянула на портрет девушки. Сходство между Рудольфом и Региной было едва уловимым: глаза одного цвета (правда ее казались куда более теплыми и приветливыми), похожая форма губ – у Регины они были чуть крупнее. В остальном же они были полными противоположностями друг другу. Даже оттенок волос Алфёровой больше отдавал в каштановый, чем в иссиня-черный. Лера даже и не удивилась, что не заметила их сходства сразу, это было попросту невозможно! Но на душе стало легче. Судя по всему, эта комната когда–то принадлежала ей, а не жене Алфёрова. Ревность к Регине улетучилась так же быстро, как и появилась, оставив лишь интерес. Кажется, особой она была отчаянной и яркой. Ей бы хотелось познакомится с ней. Возможно, они могли бы даже подружиться?
Но что-то все же никак не могло сложиться в одну целую картинку. Если Рудольф, попытался о ней забыть из-за побега с любимым, но недостойным для семьи человеком, а потому никогда он ней не упоминал, то почему он не уничтожил все, что с ней связано? Почему возвращался в эту комнату? Почему так трепетно и аккуратно хранил ее письма? Он скучал по ней, хоть и пытался делать вид, что это не так? Что ж. Вполне в его духе. Но Лере казалось, что тут скрывалось что-то большее. И раз Регина не могла быть мамой Ромы...