Ближе к вечеру Рудольф и Лера отправились с Ромой в парк и не было их часа полтора. Богданова провела это время за работой, но ближе к ужину принялась крутиться неподалеку от прихожей, чтобы не пропустить их возвращение. Ее старания окупились, вскоре послышались оживленные голоса Алфёрова и Яковлевой.
– Я проверю свое расписание и скажу вам,– голос Рудольфа звучал непривычно мягко и... смущенно? Рита наблюдала из–за угла как мужчина снимал с ребенка курточку, а Лера стягивала сапожки. Малыш вел себя смирно, и даже со стороны чувствовалось, что этим троим комфортно и спокойно в компании друг друга.
– Хорошо, – кивнула Лера, миленько улыбнувшись. Затем она убрала сапоги и повернулась к Роме. – Пойдем помоем ручки?
– Да! Папа, ты подес с нами?
– Конечно, Ром, – почти незамедлительно ответил Рудольф и погладил сына по голове, – вы не против, если я сегодня вам помогу?
– Я буду только счастлива, Рудольф, – ответила девушка. – И Рома тоже. Он скучал по вам.
"Уж не сомневаюсь. Счастливица, блин! Идиотка самая настоящая..." – зло подумала Рита, наблюдая за этим с неприятной тяжестью в груди. Он даже позволял ей звать себя по имени!
– Чудно, – Рудольф взял сына за руку и они вместе отправились в сторону умывальника. Богданова тут же убежала на кухню, чтобы ее не заметили.
За ужином девушка с удовольствием посмаковала подробности «рандеву» Леры и Рудольфа с Владой и Майей.
– А ведь он давно ей знаки внимания оказывает,– заметила Майя, потягивая свой любимый облепиховый чай, – вон подарок ей выбирал, когда мы ездили в океанариум... Теперь многое ясно.
– Думаете, они любовники? – тихо спросила Влада, неловко сминая край фартука в руках. Щеглова питала слабость к женским любовным романам, так что не смогла сдержать любопытства, несмотря на свою политику “не лезть в чужие дела”.
– Уверена! Ты бы видела, как они целовались. Я думала, он ее сожрет, – зло усмехнулась Рита.
Разговор прервался, когда в общую комнату для слуг вошла Милена. При ней Рита не решилась поливать Леру грязью – видела, что домоправительница ей симпатизирует. Но в остальном она твердо решила. Раз Рудольф настолько размяк, что не может выгнать Леру сам, Рита выживет ее другим способом.
«Грамотно поданная сплетня вполне может испортить жизнь и отношения в коллективе. Так что держись, Лерочка. Я никому не позволю обвинять меня во лжи и лицемерить со мной!»
Глава 18. Лера
Девушка неосознанно сделала шаг, затем другой… хотела его остановить, но вовремя осознала, что даже сказать толком ничего не может.
Прокомментировать поцелуй – значит признаться Алфёрову в своих чувствах. Накричать на него снова и заявить ему, что он трус, раз так легко убегает?.. Остановить и попросить объяснить зачем он это сделал? И что тогда?
«Да он не будет ничего объяснять. Снова скажет ей что–то едкое, и все равно уйдет.» – подумала Лера и замерла, чувствуя, как эйфория от поцелуя сменяется болью и горечью, словно у нее откусили кусок сердца. Голова все еще кружилась, и Яковлева прижалась к стене особняка, прикрыла глаза и попыталась глубоко вдохнуть.
"Что. Это. Вообще. Было?!"
Нет, поцелуй-то был прекрасный, пусть и такой внезапный, что она едва удержалась на ногах. Его губы были мягкими, но требовательными, пусть этого и не было нужно – девушка и сама бы ответила, как только отошла от первого шока. Он прекрасно знал, что делал. Скольких Алфёров успел перецеловать до нее, Лера не знала, но в тот момент она была благодарна каждой за то, что научили его целоваться так крышесносно!
Но вот почему он так резко ушел? Неужели испугался собственного порыва? Или ее ответа? А может того, что она отстранилась? Она ведь всего на секунду оставила его губы, лишь для того, чтобы вдохнуть, а он оттолкнул ее, бросил, чтобы она обо всем забыла, и ушел!
И как прикажете забыть? Да тут никакая амнезия не поможет! Даже если сам Уилл Смит прямо сейчас появится перед ней в черном костюме и достанет серебряный нейрализатор и сотрет этот момент из ее памяти, вряд ли Лера сможет просто взять отпустить его из своего сердца.
Девушка обняла себя руками, пытаясь осознать реальность происходящего. Вот только что она буквально кричала на него. Не смогла справится с эмоциями. Слишком уж многое навалилось на нее за последнее время: и поступление, и вечные стычки с Евгенией Александровной по поводу и без, капризы Ромы, которые ей не всегда удавалось пережить без нервного тика.
И сны.
Она пыталась сбежать от мыслей о нем, но надоедливые мечты и воспоминания то и дело преследовали ее во снах, приходили без спроса, сколько бы Яковлева их не отгоняла. Лера не знала, как избавится от этого, то и дело просыпалась со слезами на глазах и с гулко бьющимся сердцем. Самым болезненным сном был тот, в котором он смотрел на нее с тем теплом, что раньше изредка появлялся в его взгляде, когда он смотрел на нее, потому что утром она, вновь наполнившись надежды, снова сталкивалась с его холодом и безразличием. И это уничтожало, раз за разом.