– Отпусти, Скотт.
– Но я не могу удержать руки подальше от тебя, Эль, – его другая ладонь ложится на мою вторую руку, и он притягивает меня ближе, пока мои груди не прижимаются к его груди. – Я до сих пор помню, какой тугой была твоя киска, и не могу дождаться, когда снова это почувствую, – он одаривает меня хитрой ухмылкой, и мой живот сжимается от страха.
– Мы можем сейчас сесть и поговорить? Мне нужно возвращаться домой. Мне рано утром на работу.
– Моя крошка очень хочет,как можно быстрее перейти к делу, – говорит он, и я чувствую отвращение. – Я с нетерпением жду десерта в моей квартире, – добавляет он, делая все еще хуже.
На меня накатывает тошнота при мысли о том, что он прикоснется к какой-либо части моего тела.
– Скотт, я не видела тебя пять лет. Что заставляет тебя думать, что я куда-то с тобой поеду?
– Ох, Эль. Как быстро ты забыла о том, как все было между нами. Эх, добрые старые времена.
– Я не помню ничего хорошего. Я довольна тем, как сейчас живу.
Он открывает рот, чтобы ответить, но подходит администратор и ведет нас к нашему столику. Моя голова гудит из-за мигрени, когда я следую за ней. Я не хочу здесь быть. Представляю, как меня обнимают руки Джоша, и это помогает успокоиться, и к тому времени, когда мы садимся за наш столик,чувствую себя так, словно мои силы восстановились.
Разложив салфетку у себя на коленях,наблюдаю за тем, как официантка наливает нам по стакану воды со льдом.
Скотт делает заказ, не спросив меня о том, что бы мне хотелось, что неудивительно. Он гребаный контролирующий придурок, атак как я пришла сюда не для того, чтобы наслаждаться ужином – какое это имеет значение? Не похоже, что я смогу проглотить хотя бы один кусочек. И так достаточно сложно вынести то, что мне придется некоторое время находиться в его компании.
– Как долго ты встречаешься с мальчиком-татуировщиком? – спрашивает он, как только уходит официантка.
– С мальчиком-татуировщиком? – я закатываю глаза. – Не думаю, что это твое дело.
– Я стараюсь быть вежливым и просто разговаривать. Что в этом плохого?
– Ты прав. Я – ужасный человек, – говорю я, мой голос пронизан сарказмом. – Не мог бы ты рассказать, зачем именно ты меня сюда заманил?
– Я, конечно, не хотел портить ужин, но если ты настаиваешь,– его губы скривились в ухмылке, и я представила, как пощечиной убираю ее с его лица. Как бы мне хотелось иметь возможность это сделать, но тогда он заставит меня заплатить за это позже. Воспоминания о его тяжелой руке притупились, но они никогда не исчезнут полностью.
– Я узнал из надежного источника, что твой парень отмывает деньги для «Ублюдков».
– Не может быть, – я качаю головой и фыркаю. – Ни хрена подобного.
– Хрена–хрена. У меня есть человек, который хочет пойти в полицию и сообщить им об этом. А еще у меня есть доказательства, – говорит он, ставя кавычки в воздухе пальцами.
– Скотт, ты не можешь сфабриковать доказательства и ожидать, что об этом не узнают,–мне хочется перепрыгнуть через стол и задушить его. Джош никогда не стал бы делать ничего незаконного. Я абсолютно точно в этом уверена.
– Мне не обязательно наносить непоправимый урон его репутации. Интересно, что Ассоциация искусств Новой Англии подумает о том, что один из их членов участвует в отмывании денег.
–Ты – мудак.
– Я такой, какой есть, – он улыбается, затем подмигивает, наклонятся вперед, и кладет руки на стол. – Когда я чего-то хочу, я этого добиваюсь.
– Чего ты от меня хочешь? – спрашиваю я, откидываясь на спинку кресла. Хочу находиться на максимально возможном расстоянии от него. От одного лишь запаха его одеколона мне начинает тошнить. Того же одеколона, которым он пользовался, когда мы были вместе. Он вызывает у меня болезненные воспоминания о том времени в моей жизни, которое я бы предпочла забыть.
– Ты, моя дорогая, станешь послушной девушкой, которой за все это время так и не научилась быть. Ты будешь делать так, как я говорю, с улыбкой на твоем великолепном лице все чертово время. Твоей главной обязанностью будет радовать меня любыми возможными способами.
– Почему ты хочешь, чтобы я притворилась твоей девушкой?
– О нет, ты не будешь притворяться. Ты – моя, с настоящего времени. Если не хочешь посмотреть на то, как твой отказ отразится на твоем художнике.