Мужчины, сидя на стульях в убогой затхлой комнатушке, уставленной гротескными картинами, потягивали розовый вермут. Мишель, с ангельским лицом и статной осанкой, томно вещал: «Если не повинуюсь, или попробую его изгнать, он вывернет мою душу наизнанку, что непременно меня убьет. Чтобы выжить, мне пришлось обучиться ремеслу «Сбор урожая душ», и строго следовать его правилам. Так, на предмете отражения души - на выбор: чаша с водой, зеркало, холст - наносится фраза на пуническом языке: «Разделить кожу и тело, мясо и кость, кость и душу». Затем знак «Врата», запирающий душу жертвы в «клетку» - трансцендентальное замкнутое пространство, куда приходит питаться Хоманимару. На ритуальный предмет человек обязательно должен посмотреть, и тогда душа покинет тело. Даже после заточения их соединяют эфирные нити, но как только Хоманимару поглотит душу, нити навсегда оборвутся, и тело подвергнется разложению». Через полчаса Ноэль внезапно ощутил недомогание, Эдмонд, судя по всему, тоже: заторможенный, он тупо пялился перед собой, вцепившись в стул, чтобы не упасть. На последних словах Мишеля: «...и сожрал так много душ, что обратился в Мефистофеля. Его нельзя остановить», они погрузились в глубокий сон. Очнувшись, Ноэль понял, что крепко связан по рукам и ногам; его мутный взгляд заметался по сторонам в поисках Эдмонда, и случайно устремился вниз: подле стоп бесхозно валялось такое родное окровавленное тело. Мужчина всхлипнул, но закричать не смог: помешал кляп. На глазах проступили слезы горечи, и с немым вопросом «За что?» он уставился на Мишеля. «Твой дружок визжал, как недорезанная скотина, и я вспорол ему брюхо. Он долго барахтался, потешно путаясь в кишках, - насмешливо сообщил тот, сощурив голубые глаза. - Он балласт, а вот ты - другое дело, ибо Господин возжелал твою душу. Прошу, не противься его воле, Ноэль, и взгляни на холст. Он ждет». Ноэль, потеряв всякую надежду на спасение, обреченно подчинился: голова тут же упала вниз, а дыхание выровнялось, будто он задремал.
Вскоре Ноэль распахнул веки и узрел темно-зеленые стены, покрытые слизью. Она шевелилась и хлюпала, испуская зловонный дух. Мужчина замер, как истукан, объятый ужасом и отчаянием, ожидая Его прихода. Хоманимару явился, словно Жнец Смерти, и обвил мерзкими черными щупальцами, забравшись в глотку, в самое нутро, чтобы испить до последней капли вязкую пьянящую амброзию. «Мои милые Флави и Эдмонд, как бы я хотел увидеть вас еще раз, чтобы извиниться за все, что натворил», - подумал Ноэль прежде, чем ощутил боль, пульсирующую и жгучую, а затем канул во мрак.
Мишель трепетно наносил краску на холст, ласково мурлыча песню: «Да, Мари всегда мила, всех она с ума свела».