Автомобиль стремительно мчался, будто опаздывал на пожар, по проспекту Серре, подпрыгивая на кочках и колдобинах; в салоне стояла густая духота, мужчины обливались потом, как в пору июльского зноя. Через полчаса они прибудут в часовню Святого Патрика, где смогут отыскать постоянного посетителя - Жоржа Бейля, охочего до крепкого пойла и распутных девиц. Доходяга и скряга Жорж Бейль периодически зависает в кабаках и, окутанный хмельным мороком, точит балясы с кем ни попадя, охотно разносит молву и сам коллекционирует сплетни, как бывалый графоман. Однажды он пил на брудершафт с Бернардом Марсо. «Думаешь, он безвозмездно выдаст всю подноготную Киша Лорена?» - Ноэль промокнул хлопковым платком свой лоб, и тот мгновенно пропитался влагой. «В таких случаях обычно угощают огненной водой, - Эдмонд откинул назад промасленные бронзовые волосы; по лысым вискам струился соленый пот, как ручеек по гористому склону, - чтобы задобрить и развязать язык, но в часовне пить запрещено, поэтому мсье Жоржу я пожертвую часть своих карманных денег. Надеюсь, сэр Патрик поймет, что в моих намерениях нет ни намека злого умысла, и все они направлены на благо нашего дела». «Лишь бы сработало», - пробухтел Креспен, созерцая пейзаж за окном: улица Сен-Патрис пролегала вдоль фермы Мишель Жан-Мари, чьи виноградные поля простирались на десяток миль. Последний поворот налево, и скромная крохотная часовня Святого Патрика застенчиво отвесила приветственный поклон. Кирпичное строение имело цвет пожелтевшей слоновой кости, над красно-коричневой черепичной крышей виднелась башенка с медным миниатюрным колоколом; на фасаде висела табличка, упоминавшая покровителя прихода, Святого Патрика, победившего чуму в 1631 году. Его обступали вековые дубы и олива, и, точно духи почивших прихожан, они тянулись ветвями вверх и забвенно роптали молитвы. Мужчины крадучись ступили внутрь - в помещении висела полумгла, воздух был спертый, пропитанный сладковатым бальзамическим запахом. Тонкие лепестки оранжевого пламени, встревоженные новоприбывшими незнакомцами, затрепыхались, зашелестели, словно тополиная листва. Дюжина обшарпанных дубовых скамей выстроилась вдоль стен, и на одной из них, повернувшись к выходу спиной, горбилась неопрятная фигура. Она дернулась, заслышав протяжный стон половиц, однако не изменила своего положения, будто специально проигнорировав. «Добрый день. Извините, вы - Жорж Бейль?» - друзья подошли к фигуре ближе; голова - на макушке которой зияли проплешины размером с грецкий орех - совершила полуоборот и воззрилась на двух таких разных мужчин выпуклыми прозрачно-голубыми глазками. Смуглое рябое лицо, казалось, принадлежало юродивому, ибо черты его были неказистыми и отталкивающими: приплюснутый с ассиметричными ноздрями нос, раскосый «рыбий» взгляд, выступающая вперед нижняя губа, гораздо толще верхней, и оттопыренные уши, чуть заостренные на концах, как у сказочного эльфа. В общем, впечатление мсье Жорж производил не самое благоприятное, однако его речь оказалась внятной и вполне осмысленной: «Кем будете?» «Мы хотим получить кое-какую информацию от вас, мсье Жорж», - Эдмонд выудил портмоне из нагрудного кармана и беспардонно потряс перед Бейлем, как костью перед дворовым псом: в тряпичной полости радостно зазвенела горсть монет. Жорж вроде бы не оскорбился на такой жест - видимо, его не впервой подкупали подачкой, - и лишь с усмешкой хмыкнул: «Вижу, вам очень нужна эта информация, раз ветром задуло в степную глушь. Я не могу принять вашу милость, так как не желаю кощунствовать перед ликом Святого Патрика - а то кровавыми слезами обольется, какого алчного прохиндея пригрел под своим крылом». Эдмонд, помешкав, убрал портмоне обратно в карман и озадаченно почесал затылок; Ноэль чувствовал себя некомфортно, оттого переминался с пятки на носок, сцепив пальцы в замок за спиной. Жоржа это представление потешило, однако смеяться во весь голос, как помешанный, он не стал, а лишь доброжелательно улыбнулся: «Что же вы как не родные, присаживайтесь, да поудобнее. Я не в праве вас выгонять из приюта покоя и мудрости». Мужчины безропотно опустились подле мсье, тщательно вслушиваясь в порченную речь: инородную, с каким-то акцентом, кажется, баварским; голос его шипел и клокотал, а порой переходил на хрип. «За чем конкретно вы пожаловали?» - голос его не изменился, но по взгляду было видно, что он догадывался о чем (или точнее, о ком) пойдет разговор. «Мы хотим знать все о Кише Лорене», - ответил Эдмонд, не отводя сизых глаз от вафельного лица. Жорж передернул плечами и затрясся, как осиновый лист; лицо недовольно сморщилось подобно сушеной груше. Вездесущее гнусное имя трещало на зубах, как яичная скорлупа. «Он Мишель Нуаре от рожде