Мех торопился убрать громоздкую машину с посадочной площадки. Если возникла бы необходимость стряхнуть непрошенного гостя с обшивки, пилоту непременно пришлось бы проворачивать серию сложных и не обязательно эффективных манёвров, что не могло его не беспокоить из соображений безопасности присутствующего на борту крохи-ящероида. К счастью, неизвестный не осилил взобраться на корабль, хоть и без труда мог справиться с такой простой задачей. Он лишь продолжал яростно лупить по внешнему покрытию шаттла, что не могло не вывести на определённого рода соображения относительно уровня мыслительных способностей оного.
Только отлетев от поверхности астероида на достаточно безопасное расстояние, Скоффер вспомнил о своём компаньоне, которого пришлось оставить позади. Мехлинг обратил сокрушённый взгляд в сторону мерно удаляющегося космического тела. Где-то там сейчас находился Даркфолз. Он был единственным, кто, пусть и исчез из виду, но, тем не менее, всё же остался в его жизни, знача в ней ещё хоть что-нибудь. Должно быть, он воплощал собой надежду. Шанс на принятие и возможность прощения. И ему было жаль. Правда жаль, что так получилось. Но в настоящий момент мех никак не мог повернуть обратно. Весь этот страшный кавардак, точно вылитые на голову омерзительные отходы, напомнил ему о делах давно минувших орн.
Мехлинг всё понимал. Понимал, за что был так неприятен и даже в определённой степени ненавистен Даркфолзу. Но даже при всём этом он старался держаться так, словно всё ещё оставался тем самым славным ботом, который по-своему сплачивал их разномастную компанию.
Помнится, когда всё это только началось, Скоффер не знал, что ему делать. Он был потерян, ведь, пусть и не в одночасье, но всё вокруг так быстро утратило прежнюю стабильность. Тогда же ему повстречался тот, кто просто сказал ему: «Держись меня». Впоследствии этот мехлинг назвался Стиктаймингом. Именно он принял на себя роль ведущего звена, вокруг которого позже сплотились и все остальные ребята: старина Квайклевинг, Хэпхапенг и, конечно же, Даркфолз. Он был последним, кто вошёл в их так называемую «фартовую пятнашку» и больше прочих пришёлся Скофферу по душе. Это всем было очевидно по тому, как тот особенно забористо теребил струны его чувства самообладания. Бывало и так, что за подобные выходки излишне самоуверенному меху перепадала заслуженная оплеуха, особенно когда тот осмеливался заикнуться о трепетных чувствах, которые, как уверял, испытывал по отношению к довольно стеснительной персоне талантливого механика. Конечно же, то была всего лишь игра, или же все просто так думали. Но игры кончились.
Как ни старался Скоффер забыть то, что тогда произошло, по-настоящему избавиться от того кошмара ему было не по силам, а прибегать к более эффективному способу стирания воспоминаний он был не готов даже по прошествии такого количества времени. Казалось, в том задании не было ничего примечательного. Кроме того, что выходные данные осведомительной стороны оказались более чем неточными. Неизвестно было, сделано ли было то преднамеренно или же это была чья-то печальная оплошность, итог один — фатальный провал. Скофферу раньше прочих это стало ясно. Но его своевременно выдвинутое предложение отступать, пока ещё не поздно, было встречено общим отказом, ведь распоряжений на то ещё никому не поступало. В конечном счёте их тщетному сопротивлению превосходящим силам противника пришёл конец, как и конец их верным боевым машинам.
Мехлинг помнил, как еле выбрался из покорёженного транспорта. Благо Даркфолз смог сделать это первым и, как всегда, пришёл ему на выручку. Лёгкая деформация обшивки — это всё, чем они оба отделались при том крушении. Шаттл их товарищей рухнул неподалёку, так что ничто не могло воспрепятствовать их скорому воссоединению друг с другом. Пространство вокруг них отдалённо напоминало собой сосуд, наполненный некой смесью, которая благодаря химической реакции мало-помалу выпадала на дно тёмным осадком, точно так же, как и уничтоженный транспорт с обеих сторон сражающихся между собой противников. На том самом дне сейчас находились и они сами. И единственным разумным решение в сложившихся обстоятельствах для них было тихо отсидеться где-нибудь в местных развалинах, где представлялось возможным переждать разгар текущей бойни. Так и было бы, если бы только не одно весьма немалозначимое «но»… Сегодня Праймусу не было до них никакого дела.
Скоффер помнил, как встал, чтобы немного пройтись, борясь таким образом с одолевающей его скукой, как вдруг внезапно оступился на осыпающемся полу и полетел прямо под откос рухнувшей стены. Никто из его товарищей того не заметил, так как всё их внимание в тот момент занимало совсем другое, а именно — точно из ниоткуда возникшая группа откровенно враждебно настроенных лиц. Мехлинг слышал, как наверху началась подозрительная суета, многогранные звуки которой не сулили собой ничего хорошего.
— Ребята! — встревоженно выпалил он, начав поспешно карабкаться обратно.
— Ты куда это собрался, а?! — внезапно донеслось со стороны, и манипуляторы невесть откуда взявшегося рослого чужака схватили и швырнули опешившего бота в сторону.
Скоффер не мог точно сказать, как долго его продолжали мутузить, но как только неизвестный посчитал, что с него уже хватит, его взяли за первую подвернувшуюся конечность и волоком потащили за собой. Движение прекратилось только тогда, когда обезвреженный груз был доставлен в пункт назначения. К тому моменту шум наверху стих, сменившись надменным говором победившей стороны. Сумев наконец немного сменить положение, мехлинг увидел своих товарищей, что стояли на коленях в окружении наведённых на них прицелов оружия. Все они пребывали на грани. И неудивительно, ведь хоть какой бы то ни было ценности никто из них не представлял. Они были никем и готовились умереть здесь как никто. Единственным, кто осмелился тому воспротивиться, оказался Квайклевинг. Бунтарь сам приблизил свой конец, что больше прочих шокировало и без того едва сохраняющего ясное сознание Скоффера. Главарь вражеской шайки же посчитал такой поступок отчаянного пленного довольно занятным. Тогда же его посетила одна из идей, гнусность которой окончательно подкосила и без того травмированного меха, ведь именно ему было велено выступить в роли её исполнителя. А именно, Скоффер должен был лично покончить с каждым из ещё функционирующих членов своей группы. И инструмент для исполнения оглашённого замысла уже был великодушно протянут в его сторону.
Мехлинг молил не заставлять его этого делать. Он как мог тому противился, но всё равно был насильно поднят и награждён оружием. Бот ни за что не хотел его принимать, так что противнику пришлось самостоятельно вложить бластер в его непослушную кисть, крепко зафиксировав её поверх своей собственной. Скоффер никак не мог унять дрожь в указательном пальце, что лежал на спусковом крючке. Подобно безвольной марионетке, он стоял напротив своих близких, не в силах убрать поневоле направленное на них оружие. Мех смотрел в их лицевые и не видел ни тени страха, что, в отличие от них, пронизывал его насквозь. Только один Даркфолз лежал и содрогался от боли, которую доставляла ему его разбитая ударом приклада оптика. Бах! Грянул выстрел, и сражённый Хэпхапенг рухнул аккурат следом за стихшим хлопком громового раската. Рот Скоффера скривился в искажённом крике, что подобием хрипа вырвался из его глотки, выражая собой весь спектр эмоций, что роился внутри его маленького тела. Чужой палец насильно сдавил курок, вынуждая его выстрелить и тем самым запятнать себя на весь оставшийся век.
— Прости… Прости… Прости… — сокрушённо вторили губы бота в то время, как его враз омертвевшие окуляры изводились видом неподвижного тела друга.
Мехлинг не слушал, на что его науськивал приспешник противоборствующей стороны. До его заторможенного сознания доходила лишь малая часть сказанного им, и эта часть гласила о некой сделке. Сделке, на которую он никогда бы не пошёл.
— Похоже, тебе нужна дополнительная мотивация, — прозвучало в ответ на его затянувшуюся отрешённую реакцию.