—Это было бы логично, если бы мозг действительно производил мысли…
—А разве он этого не делает?
—В том-то и дело, что нет, если, конечно, не понимать под производство мыслей способность к автоматическому возникновению мыслительной деятельности в массе определенным образом организованных нервных клеток. К примеру, так функционировала бы, производя те или иные продукты, отлаженная конвейерная линия завода-автомата.
—И ты можешь это доказать?
—Конечно, Гарри. Тем более, природа сама подтвердила это, поставив свой эксперимент на слепоглухонемых от рождения детях: их мозг, лишенный основных контактов с себе подобными, преспокойно спит, отказываясь не только от осознания самого себя, но и от забот по поддержанию жизнедеятельности своего тела. Эти существа могут умереть с голоду, если их не накормить силой. Значит, мало иметь мозг, надо еще, чтобы кто-то мог задавать ему программы, установки, научил анализировать и понимать окружающее.
—Просто чертовщина какая-то у тебя получается! Кто же тогда закладывает в нас основы для мыслительной деятельности, если сам мозг не в состоянии начинать с нуля?
—Правильнее было бы спросить: кто и когда, потому что программисты время от времени меняются, оставаясь частью уже сформированного сознания. И самыми первыми программистами являются наши родители, помогающие нам не только осваивать мир, но и осознавать себя как самостоятельное целое, зависимее и независящее от окружающих. И может быть, именно этот этап и является самым главным для человека: ведь ребенку, даже научившемуся понимать и действовать, трудно осознать свою индивидуальность, называть себя “я”, а не “Джон” или “Мэри”. Позднее место непосредственного “критика” или “программиста” займут идеальные (литературные, самосконструированные) “программисты” и “критики”, живущие только в сознании человека, но влияющие на его представления и поступки.
—Следовательно, мозг просто предоставляет возможности для формирования мыслящей личности?
—Однако, ты молодец, Гарри, раз сумел так быстро разобраться в этом. Между прочим, если согласиться с выводом, к которому ты только что пришел, то логично признать и то, что условия для формирования сознания могут предоставить не только структуры нервных клеток, но и любые другие физические структуры, обладающие подобными свойствами.
—А ты что же, с таким выводом не согласен?
—Наоборот, целиком и полностью согласен. Более того, признание возможности существования небиологического разума раз и навсегда выбивает почву из-под ног тех, кто утверждает, что биологические существа обладают какими-то особыми свойствами типа биополя, телепатии и тому подобного. Кстати, нематериальность психологических образов можно доказать еще проще, без привлечения достижений современной науки. Ведь если согласиться с тем, что нашим мозгом создаются материальные отражения, материальные образы, то как можно было бы узнать, чем мы окружены: реальными, самостоятельно существующими вещами или же материальными продуктами нашего мозга? Отсюда до признания того, что существую только я, а вся вселенная - мое производное, рукой подать. Так что это в арифметике плюс да плюс - всегда плюс, а в философии, как и в жизни, может получиться и минус.
—Ну, а если сознание просто другой вид материи? - заинтересованно возразил мне Гарри.
—Бог троицу любит! - подхватил я его мысль. - Но поскольку у нас все-таки одна вселенная, а не две разные, то тогда должна быть и третья материя, объединяющая и создающая две предыдущие. Я подчеркиваю: создающая! Платон называл ее “богом”, Спиноза “природой”, но суть от этого не менялась, поскольку и в том, и в другом случае весь реально существующий мир превращался у них в игрушку ирреальной непознаваемей субстанции, его породившей. И человеку не оставалось ничего другого, как выбросить на свалку весь свой миллионолетний опыт, разум, наконец, и успокоиться в хлеву полуживотного существования. Если тебя это устраивает, то с богом! - закончил я свой монолог, и мы несколько минут помолчали. Джексон, как видно, переваривал новую для него информацию.
—Это ладно, ты меня убедил, - прервал он затянувшееся молчание. - И все-таки у меня остается к тебе еще один вопрос, хотя он может показаться тебе несущественным или даже нескромным, но профессия обязывает. Видишь ли, я обратил внимание на то, что ты как-то очень остро и личностно включился в этот, в общем-то, теоретический спор с Монтегю. Нет ли у тебя какой-нибудь антипатии к нему, а может быть, ты с ним где-то уже встречался?
—Могу уверить тебя, Гарри, что Монтегю сам по себе не вызывает у меня никаких отрицательных эмоций. Просто он мне напомнил одно давнее событие, не имеющее никакого отношения ни к твоему ведомству, ни к сегодняшней беседе… Видишь ли, это событие сформировало у меня устойчивую неприязнь к дилетантизму вообще и к телепатии в частности…