Дожидаясь ответа, он роняет взгляд на мои колени, пробирается им выше и тормозит на складках платья, не позволяющих безошибочно угадать, есть ли на мне белье.
— Скучно, — капризно тяну я, наморщив нос.
— Будто ты не знаешь, кто я.
Еще бы, его имя гремит сейчас из каждого утюга. Но имя — штука хрупкая: один неверный шаг, и оно превратится в клеймо для конченых идиотов. С репутацией так же — она фарфоровая, и, если даст трещину, никаким золотом ее не заделать.
— И именно это делает твой член особенным? Не твое умение управляться с ним?
Ну же, Уэс, не подведи меня.
Неужели я готовилась зря? Неужели напрасно по крупицам собирала информацию о тебе и твоей темной стороне? Черт! Да я ради тебя специально сменила цвет волос — видите ли, ему по душе жгучие брюнетки, а я, как назло, презираю парики.
Арчер кривит губы в уязвленной усмешке, но его зеленые глаза — правда, сейчас, из-за полумрака клуба, они болотного оттенка, — настоящие омуты с чертями.
Знаю, я рискую, жутко рискую — ему проще простого послать меня и переметнуться к другой, желающих прорва, взять хотя бы ту блонду за столиком, до того выпятившую грудь, пялясь на нас, что у нее вот-вот переломится хребет. Нет, милая, это работает не так, и не потому, что цвет волос не тот. Просто одного глубокого декольте не хватит, чтобы не оставить ему ни шанса — необходимо большее: наглость, самоуверенность, самоконтроль, дабы не забрызгать его голодной слюной в первую минуту разговора, и удар по его эго. Точный, прицельный, одновременно и болезненный, и цепляющий, пробуждающий инстинкт хищника, пробуждающий желание заполучить меня и сполна доказать, что я ошибаюсь. Безотказно стелющиеся перед ним ему уже надоели. Правда, Уэс? Давай, порадуй меня.
— Окей, чего ты хочешь? — выдыхает он, наблюдая, как я с подчеркнутым безразличием прикладываюсь к бокалу.
— Соблазни меня. Еще не разучился делать это? Или обленился с фанатками, готовыми сразу лечь под тебя?
На секунду я растворяюсь в его бархатистом смехе и самообладание мое крепнет — он клюнул. Хороший мальчик.
— С ними не нужно париться, детка. Но, — его выразительный взгляд клеймит ложбинку между моих грудей — ее видно чуть-чуть, вот как нужно наклоняться, блондинка, возьми на заметку, — я в настроении поиграть. Если ты гарантируешь вознаграждение, — облизнувшись, он причмокивает. Готова поспорить, воображает, как это будет. Я прекрасно его понимаю.
— Признания, что я мечтаю увидеть тебя без одежды, будет достаточно? Или мне написать расписку?
Некоторые знаменитости настолько помешаны на конфиденциальности, что заставляют одноразовых партнерш ставить подпись в договоре о неразглашении перед сексом. К счастью для меня, Уэс Арчер не из их числа.
— По рукам. Кстати, ты не представилась.
А ты не дал мне возможности сделать это.
— Хани.
— Медовая, значит. На вкус такая же?
— Узнаешь, — пожимаю плечами.
— Хочу сейчас.
Внезапно Уэс подается вперед, не резко, чтобы я не грохнулась со стула в порыве отстраниться, склоняется постепенно, а, сообразив, что сопротивления не встречает, припадает губами к моей шее. Проводит ими вдоль пульсирующей венки, а напоследок награждает меня жарким выдохом, мгновенно просачивающимся под кожу первой волной возбуждения.
Отличный ход, Уэс, мне нравится.
Приоткрыв рот, я издаю тихий стон, на мгновение встретившись с Арчером взглядами. Из-за ревущей в «Лунном свете» музыки его практически не слышно, но Уэс рассчитывал на него. Бедняга. С его спешкой эти жалкие крохи времени, оттягивающие наш секс, — наверное, целая вечность.
— Ну что, медовая я?
Я без понятия, каков на вкус бессмертный «Шанель №5».
— Терпкая. Так даже лучше. Итак, Хани, что привело тебя в этот бар?
Ты. Но это тайна.
— То же, что и тебя — желание развлечься. Отдохнуть от тяжелой недели.
Она и правда выдалась отвратительной.
— Неужели такая девушка, как ты, торчит в офисе?
Если бы он только знал, какой у меня офис, выбрал бы менее презрительный тон.
— Да нет, общение с клиентами выматывает.
Они в курсе, что явились за плохими новостями, и все равно начинают истерить. Я уже подумываю убрать из автомата в приемной конфеты и запихнуть туда антидепрессанты.
— А чем ты занимаешься? — даже любопытство изображает. Ну, это мило, он старается. Может, не так он и плох, как я полагаю. Не считая его маленькой дурной привычки.