— Такой чудесный танец!
Он кивнул.
— Пойдем, — сказала она. — Брось ты это.
И улыбнулась, поддразнивая. Серебристый мех сверкал в лунном свете.
— Мне нравится тишина.
— И чему же тебя научила эта твоя тишина, Джоди?
Он задумался. Надо было все как следует взвесить. Это последний шанс. «Да», — решил он.
— Вот чему.
В протянутой лапе — один-единственный цветок. Горная маргаритка цвета дня и неба. Он выбрал ее сегодня там, в горах, где они устраивали пикники, — выбрал и принес сюда.
— О-о-о...
— Я не мастер прощаться.
— Я знаю.
Она молча рассматривала в лунном свете его круглую мордочку, четкую маску, усы. Она как будто пыталась сохранить этот миг в памяти навсегда.
Время обернулось вокруг них теплым, мягким одеялом, и оба они не хотели из-под него вылезать. Они дружили так давно, что расставание казалось немыслимым.
Наконец Джоди встал и сдернул поводья Боффина со столбика.
— Ну вот, счастливого тебе пути в Калифорнию, а...
— Если я не сделаю все, что в моих силах, Джоди, я так никогда и не узнаю...
Минуты замедлили бег, но остановиться ради двух хорьков не пожелали.
Джоди коснулся шляпы и посмотрел ей в глаза, прощаясь без слов.
Шайен подступила к нему и поцеловала в щеку. И последнее — ее голос, шепотом во тьме:
— Пока, Джоди...
Он легко вскочил в седло, и ночь сомкнулась за ним. Друг покинул ее.
Утром Хорьчиха Шайен-Жасмина села на поезд, следующий из Лапки (Монтана) в Голливуд.
Она взяла билет в один конец.
Глава вторая
Не успел еще поезд пропыхтеть через весь городок, не успела еще скрыться из вида высокая крыша клуба, как Хорьчиха Шайен поняла, что совершает ошибку, самую ужасную ошибку в своей жизни.
Прижавшись усами к стеклу, она оглядывалась на единственные в мире знакомые ей края.
Легко сказать — «Я еду в Голливуд». Легко сказать — «Никогда не узнаю, если не попытаюсь». Но теперь из «может быть», которое можно отменить в любой момент, неизвестность превратилась в несомненное и непременное «это будет».
Последний взгляд на горные пики над Собольим каньоном. Что это ей почудилось? Силуэт на фоне неба, одинокий всадник, глядящий ей вслед? Шайен заставила себя отвернуться раньше, чем картина потерялась из виду за окном набирающего скорость состава.
Она сидела прямо и неподвижно, чинно сложив лапки. Хорькам, ехавшим с ней в одном вагоне, она казалась сдержанной и очень милой. Они не заметили, что на самом деле их попутчица борется сейчас не на жизнь, а на смерть с подхватившим ее стремительным потоком перемен.
«Я не знаю, где я буду спать сегодня ночью. Я не знаю, куда пойти, когда сойду с поезда в Голливуде. Я не знаю, с кем мне надо добиться встречи. И чем заработать себе на пропитание. Я даже не знаю, удастся ли мне когда-нибудь попасть в студию.
Я знаю Монтану. Я знаю маму и папу, и Джоди, и его родных. Я знаю свою спальню, знаю Звездочку и Боффина, знаю своих друзей и их лошадей. И все они — все до единого! — ускользают от меня в прошлое, остаются позади».
Слезинка капнула ей на лапу.
«Как же можно было учудить такую глупость?» — Ваш билет, юная леди?
Хорек-кондуктор смотрел на нее, как на младшую сестренку, но Шайен ничего не замечала. Она не хотела встречаться с ним взглядом. Она отвернулась, вытерла слезы и протянула сложенную пополам бумажную полоску: «Лапка — Денвер, Денвер — Голливуд».
Щелкнул компостер, и билет вернулся к ней. В нем появилась дырочка — маленькая дырочка в форме сердца.
В удивлении Шайен подняла глаза. Кондуктор наклонился и ласково шепнул путешественнице:
— Тебе не придется узнать, что такое ожидание. Ты следуешь велению высшей истины, Хорьчиха Шайен-Жасмина! И так будет всегда.
Она вытаращила глаза.
Кондуктор взял под козырек и двинулся в следующее купе:
— Билеты, пожалуйста.
«Откуда он знает, как меня зовут? Откуда ему известно, что со мной будет?»
Шайен погрузилась мыслями в тайну. Но ответа не было — только приглушенный перестук колес, только мягкое покачивание вагона, только уплывающая вдаль золотая Монтана за окном.
Она крепко держала билет, и сердечко солнечного света блестело на ее серебристой шубке.
Голливуд оказался совсем не таким, как ожидала Хорьчиха Шайен-Жасмина.
Не успела она отойти и на несколько шагов от «Закатного экспресса», как на глаза ей попался красивый хорек. Он стоял на платформе для встречающих и держал табличку с загадочной надписью: «АКТЕР?»
Шайен остановилась и спросила, что это такое.
— Это значит, — ответил он, — что если вы — актриса и впервые в нашем городе, мы постараемся помочь. Вам нужна крыша над головой? Вам нужны фотоснимки для проб? Вам нужно знать, кто какие картины снимает? Вам нужно знать, где проводят пробы? Мы можем помочь.
Шайен улыбнулась.
— Приму любую помощь.
«Дом молодого актера» — опрятный особнячок неподалеку от Уилширского бульвара — удивил ее множеством комнат, обставленных под старину. Когда-то он принадлежал Хорьчихе Бестил, звезде немого кино, завещавшей передать его в вечное пользование актерам грядущих поколений. В обшитых темным деревом общих залах толпились хорьки-инженю и характерные актеры, хорьки-комики, хорьки-танцовщики и хорьки-каскадеры. На втором этаже была кухня, где все по очереди готовили еду. За порядок в доме тоже отвечали все по очереди.
Новенькую приняли радушно. Одни сразу же бросились приветствовать ее, другие пустились в воспоминания о том, как они сами когда-то впервые переступили порог этого дома. «Какая вы милая!», «Как хорошо, что вы теперь с нами!», «Все у вас будет прекрасно!» — слышала Шайен со всех сторон.
Все уверены в себе, каждый убежден, что роль, ему предназначенную, не сможет исполнить никто, кроме него. Они не соперничают друг с другом. Они одалживают друг другу шляпы и шарфы для проб и даже репетируют вместе одни и те же эпизоды. Они твердо знают, что верный себе хорек непременно найдет ту роль, для которой готовит его судьба.
— Шайен? — Джерика, крошечная черная хорьчиха, пробовала ее имя на вкус. Она пробежала взглядом список комнат, отыскала свободную на верхнем этаже и повела за собой новую подругу. — Только вестерны, Шайен?
— Надеюсь, не только!
Лестницу покрывал ковер цвета лесного мха, а стены здесь были алые с золотом, совсем как кресла в «Кинохорьках».
— Ничего не имею против Дикого Запада, но хотелось бы сниматься и в исторических фильмах. И драму я люблю. И комедию, и детективы, и боевики.
— Шайен. Красивое имя. Но для этого бизнеса, пожалуй, чересчур западное. Смотри сама, конечно... Но если тебе нравится какое-нибудь другое имя, если ты когда-нибудь хотела зваться иначе, то сейчас — самое время решать.
Когда ее сфотографировали для проб, она послала один снимок домой, Хорьку Джоди. «Моему прекрасному фермеру, который всегда со мной... С любовью, твоя Шайен».
И после этого ей не приходилось подписываться именем Шайен еще очень, очень долго.
И вот она проходит пробу на небольшую роль в фильме «Говорит дама» — исторической картине о прошлом столетии. Это была роль помощника режиссера, и состояла она из одной-единственной реплики: «Теперь мы к вашим услугам, Пласидия».
Жасмина отрабатывала эту фразу снова и снова. Соседки по комнате давали советы и высказывали замечания.
«Теперь мы к вашим услугам, Пласидия».
«Не надо властности, — решила она. — Не надо холодности. Пусть будет тепло и радушно, как будто я пришла к Пласидии в ожидании подарка».