– Скажите, – спросил Хорнблауэр французов, – каким образом вы стали – такими как сейчас?
Это была долгая история, тем более, что она прерывалась, когда спасенные пили и ели, а также, когда Хорнблауэру приходилось переводить наиболее яркие части их рассказа для Буша.
Их было двадцать тысяч, этих несчастных – большей частью из числа французских войск, окруженных в Байлене, но многие попали в плен в других сражениях и стычках, которые во время заключения на материке раздражали победителей своими постоянными попытками к бегству. В конце-концов испанцы собрали все двадцать тысяч и высадили на остров Кабрера – одинокую скалу, площадью всего несколько квадратных миль. Это случилось два года назад. Испанцам даже не понадобилось держать на острове гарнизон – морская мощь Британии делала невозможной любую попытку французского флота оказать помощь пленникам, к тому же на острове не было материалов, чтобы сделать лодку или плот, за исключением бревен и досок, изредка выбрасываемых морем. Два года двадцать тысяч несчастных пленников жили на голой скале, выдалбливая в ней норы для защиты от летнего солнца и зимних штормов.
– Там было только два колодца, мсье, – вздохнул голубоглазый француз, – иногда они высыхали. Но часто шли дожди.
Математический ум Хорнблауэра невольно некоторое время занялся разрешением задачи – как обеспечить двадцать тысяч человек водой из двух колодцев. Получалось, что на каждого из пленников в лучшем случае приходилось лишь по несколько глотков, даже когда колодцы не пересыхали.
Конечно же, на острове не было никакого топлива – ни один из двадцати тысяч за два года не видел огня и, конечно же, никакая одежда не выдержала бы двадцать четыре месяца непрерывно под солнцем, дождем и ветром.
Впрочем, иногда испанцы доставляли на остров пищу, которую заключенные поедали в сыром виде.
– Продуктов было недостаточно, мсье, – пояснял француз. Хорнблауэр был достаточно знаком с испанским обращением, чтобы догадаться насколько недостаточно. – А иногда их вообще не привозили. Из-за ветра, мсье. Когда ветер дул с востока, мы голодали, мсье.
Буш тем временем внимательно изучал карту и лоцию западной части Средиземного моря.
– Это правда, сэр, – заявил он. – Там только один участок берега, пригодный для высадки и как раз на восточном берегу. Практически невозможно высадиться при восточных ветрах. Здесь также упоминается, что на острове только два колодца и совсем нет деревьев.
– Испанцы обещали привозить продукты дважды в неделю, мсье, – продолжал француз. – Но иногда проходило по три недели, прежде чем им удавалось выгрузить их на сушу.
– Три недели!
– Да, мсье.
– Но… но…
– Те из нас, кто были похитрее, делали себе тайнички подальше в скалах, чтобы продержаться в трудные времена. Конечно, нам приходилось их защищать. Что касается других… Для них оставался только один вид пищи, зато в избытке. Вы понимаете, мсье… Сейчас там уже гораздо меньше двадцати тысяч человек.
Хорнблауэр выглянул в иллюминатор на темную полоску суши далеко на горизонте, где даже в просвещенном девятнадцатом веке все еще процветал настоящий каннибализм…
– Спаси нас Бог! – воскликнул Буш.
– Продуктов не было уже с неделю, когда мы вчера бежали с острова, мсье. Зато восточные ветры всегда пригоняют какие-нибудь куски дерева. Голод и бревна… Мы нашли два древесных ствола, я и Марсель. Многие на острове хотели бы попытать счастья, мсье. Но мы были сильны, сильнее многих на острове, – и француз гордо посмотрел на свои тонкие, почти лищенные мускулов, обтянутые сухой кожей руки.
– Да, мы действительно сильнее, – добавил Марсель. – Даже если бы ваш корабль не подобрал нас, мы могли бы достигнуть Испании и при этом остаться в живых. Я надеюсь, император завоевал уже всю материковую часть страны?
– Пока нет, – коротко ответил Хорнблауэр. Он не был готов достаточно кратко описать словами весь тот хаос, который носил гордое имя «войны за Иберийский полуостров»
– Испанцы все еще удерживают Валенсию, – продолжал он после паузы. – Если бы вы добрались до побережья, они бы отправили вас обратно на Кабреру.
Французы переглянулись; очевидно, они опять хотели разразиться потоком слов, но Хорнблауэр раздраженно прервал их.
– Идите и попытайтесь поспать, – сказал он, выходя из каюты.
На палубе воздух казался чище даже после мрачных картин, которые рассказы французов вызвали к жизни в мыслях Хорнблауэра. Он испытывал отвращение к тем мукам, на которые одни живые существа порой обрекают других. Хорнблауэр шагал по палубе своего корабля, невыносимо страдая при мысли о французах, голодающих на острове Кабрера. Резкий восточный ветер, «левантиец», очевидно, будет продолжать дуть еще по крайне мере, неделю – насколько он верно понимает признаки изменения погоды. Конечно, проблемы французов, взятых в плен испанцами, его не касаются. Кабрера лежит в стороне от его курса, а британское правительство очень консервативно относится ко всему, что связано с использованием военных кораблей не по прямому назначению. Будет дьявольски трудно объяснить адмиралу, если Хорнблауэр попытается хоть чем–нибудь облегчить участь французских пленных на острове Кабрера. Ни один здравомыслящий человек – а тем более, ни один британский морской офицер, – никогда бы не предпринял подобной попытки. Напротив, каждый здравомыслящий человек просто пожал бы плечами и сделал бы все, чтобы забыть о дьявольских страданиях французов, умирающих среди скал…
И все же… Если он сейчас приведет «Сатерленд» к ветру настолько круто, чтобы этот неуклюжий линейный корабль голландской постройки смог удерживаться на курсе, то они все же смогут достигнуть Кабреры. Всякое дальнейшее промедление будет означать длительное лавирование почти против ветра. Хорнблауэр пересек палубу и отдал необходимые приказы. Лейтенантам достаточно было только взглянуть ему в глаза – никто из них не дерзнул спросить своего капитана о его намерениях. Затем Хорнблауэр вернулся к своей прогулке по палубе, все шагая и шагая по наветренной стороне шканцев и пытаясь изобрести способ, который позволил бы выгрузить припасы на непрерывно избиваемый прибоем берег.
Его математические способности были напряжены до предела. В мозгу Хорнблауэра одна за другой прошли все известные ему баллистические формулы. Научный подход к артиллерийскому делу переживал в те времена свое детство, чтобы не сказать – младенчество. Только несколько лет назад такой артиллерийский авторитет как Уолвич начал свои практические эксперименты, пытаясь определить возможное рассеяние ядер, выпущенных из пушек в значительных количествах. Конечно, большее внимание уделялось корабельным пушкам крупных калибров, а не малым шлюпочным шестифунтовкам, о применении которых в данном случае и размышлял Хорнблауэр. К тому же, он собирался использовать шестифунтовку таким образом, о котором вряд ли предполагал не только Уолвич, но и кто бы ни было другой. Насколько было известно Хорнблауэру, никто до сих пор не пытался использовать пушку для переброски троса на берег – а именно о такой операции он сейчас и размышлял. Если этот план не достигнет успеха – что ж, он придумает что-нибудь еще, но попытаться, по мнению Хорнблауэра, все же стоило.