– Да. Рулевой, один румб вправо.
Хорнблауэр смотрел в подзорную трубу ночного видения. Линия берега едва угадывалась. Да, вот и слабый белый отблеск, прибой, разбивающийся о скалы Каунсил. Шепот:
– Каменистое дно, сэр, и немного мелеет.
– Очень хорошо.
С правого борта Хорнблауэр тоже различал что-то белое. Это прибой возле дикого сплетения скал и мелей за проходом Тулинг – Корбэн, Трепье и другие. Дул слабый ночной бриз.
– Передайте: «Какое дно?»
Ответа пришлось подождать, но вот наконец:
– Каменистое, сэр. Но мы почти не смещаемся относительно дна.
Значит скорость «Отчаянного» почти равна скорости поднимающегося прилива. Судно зависло в темноте всего в ярде над дном, приливное течение проносится мимо, ветер же гонит его вперед. Хорнблауэр просчитал в уме.
– Рулевой, два румба влево.
Просчитывать надо очень тщательно – реи «Отчаянного» обрасоплены круто, и стаксель уже дважды начинал предостерегающе хлопать.
– Мистер Буш, идите к левому грот-русленю, потом вернетесь и доложите.
Какая чудесная ночь: благоуханный ветер шепчет в такелаже, звезды сияют, ласково бормочет прибой.
– Мы двигаемся надо дном, сэр, – прошептал Буш. – Дно каменистое, лот с левого борта под судном.
Это следствие того, что «Отчаянный» дрейфует боком.
– Три склянки, сэр, – доложил Провс.
Вода высокая, каботажные суда могут пройти мели Ругаста и войти в фарватер. Теперь уже скоро: прилив продолжается не более четырех с половиной часов, и каботажные суда не станут мешкать – во всяком случае, на это Хорнблауэр полагался, излагая Пелью план, рассчитанный на безлунную ночь и прилив, приходящийся на этот самый отрезок времени. Но все еще может кончиться позорным провалом, даже если «Отчаянный» не напорется на камень.
– Смотрите, сэр! Смотрите! – прошептал Буш. – Один румб впереди траверза!
Да. Над темной поверхностью воды возник сгусток темноты. Более того: всплески весел. Более того: другие темные пятна за ним. По последним разведывательным данным в Камарэ сосредоточилось пятьдесят каботажных судов, и они скорее всего двинулись все вместе.
– Спускайтесь на батарею правого борта, мистер Буш. Предупредите орудийную прислугу. Ждите моего приказа, а потом чтоб все выстрелы до единого попали в цель.
– Есть, сэр.
Несмотря на все предосторожности, «Отчаянный» будет куда заметнее, чем шас-маре. Сейчас они уже должны бы его заметить, разве что слишком увлеклись навигационными проблемами. Ага! Вот с ближайшего шас-маре закричали, затем один за другим последовали окрики и предупреждающие возгласы.
– Открывайте огонь, мистер Буш!
Яркая вспышка в темноте, рвущий уши грохот, запах порохового дыма. Еще вспышка, еще грохот. Хорнблауэр схватился за рупор, готовый, если понадобится, перекричать грохот. Но Буш вел себя превосходно. Орудийные расчеты не теряли головы, и пушки стреляли одна за одной по мере того, как канониры их наводили. Пушки опущены, каждая заряжена двумя ядрами. Хорнблауэру казалось, что он слышит крики с поражаемых ядрами каботажных судов, но пушки стреляли так часто, что грохот звучал беспрерывно. Ветер разносил по судну пороховой дым. Хорнблауэр отклонился в сторону, стараясь увидеть за дымом. Грохот не смолкал, беспрестанно скрежетали пушечные катки, канониры выкрикивали приказы. Вспышка осветила тонущее совсем рядом каботажное судно – его палуба была уже вровень с водой. Видимо, полдюжины ядер пробили его тонюсенький борт. Сквозь шум пробился крик лотового:
– Один из этих к нам лезет!
Какой-то отчаянный пловец добрался до шлюпа. Хорнблауэр знал, что с пленными Буш разберется. С правого борта виднелись новые черные силуэты, новые мишени. Трехузловый бриз нес шас-маре, «Отчаянный» же, подгоняемый ветром, шел против течения. Даже налегая на весла, французы не смогут преодолеть прилив. Повернуть назад они тоже не могут. Они могли бы свернуть вбок, но с одной стороны скалы Каунсил, с другой – Корбэн, Трепье и целый узел рифов вокруг них. «Отчаянный» как бы повторял приключения Гулливера – он был великаном в сравнении с карликами – шас-маре, как прежде он был лилипутом в сравнении с исполинской «Луарой». Прямо на левой раковине Хорнблауэр увидел несколько крошечных вспышек. Это батарея Тулинг, в двух тысячах ярдов отсюда. С такого расстояния пусть себе палят на здоровье, целя на вспышки пушек. «Отчаянный» – движущаяся мишень, кроме того, французы боятся попасть в каботажные суда, и это тоже мешает им стрелять. При таких условиях стрельба в темноте – пустая трата пороха и ядер. Форман обезумевшим от волнения голосом орал орудийному расчету шканцевой карронады:
– Он налетел на скалу. Стой – эта мертвая! Хорнблауэр обернулся: каботажное судно без сомнения напоролось на скалу, и, значит, стрелять по нему незачем. Он мысленно одобрил Формана, который, несмотря на молодость и волнение, не терял головы, хотя и воспользовался лексиконом крысиных боев.
– Четыре склянки, сэр, – послышался в темноте голос Провса. Это напомнило Хорнблауэру, что и ему не следует терять головы. Трудно было думать и рассчитывать, еще труднее мысленно держать перед глазами карту, но делать это было надо. Хорнблауэр осознал, что дальше в сторону берега «Отчаянный» двигаться не может.
– Поверните судно через фордевинд… мистер Провс, – сказал Хорнблауэр. Он с небольшим опозданием вспомнил про официальное обращение, и оно прозвучало не вполне естественно. – Положите судно на левый галс.
– Есть, сэр.
Провс схватил рупор, и где-то в темноте послушные матросы побежали к шкотам и брасам. Когда «Отчаянный» поворачивался, в фарватере возникла еще одна черная тень.
– Le me rends! Le me rends! – послышался голос. Кто-то на каботажном судне пытался сдаться до того, как бортовой залп разнесет его корабль в куски. Течение развернуло судно, и оно стукнулось о борт «Отчаянного». В следующую секунду оно уже было в безопасности. Капитуляция оказалась преждевременной – суденышко миновало шлюп и исчезло в темноте.
– На грот-русленях! – закричал Хорнблауэр. – Бросать лот!
– Две сажени! – последовал ответный крик. Сейчас под килем «Отчаянного» всего шесть дюймов, но он удаляется от опасности – удаляется от одной опасности и приближается к другой.
– К пушкам левого борта! Бросать лот с правого борта! Не успел «Отчаянный» установиться на новом курсе, как впереди возникло еще одно суденышко. В мгновенной тишине Хорнблауэр слышал, как Буш приказывает орудийным расчетам левого борта приготовиться. Потом громыхнули пушки. Все окутал дым, и в дыму раздался крик лотового:
– Метка три!
Дым и лот говорили каждый о своем.
– Три с половиной!
– Ветер отходит, мистер Провс. Следите за компасом.
– Есть, сэр. Пять склянок, сэр.
Прилив почти достиг максимума – еще один фактор, который нельзя упускать из виду. Расчет левой шканцевой карронады развернул орудие до предела. Хорнблауэр, обернувшись, увидел за кормой каботажное судно. В темноте блеснули две вспышки, и тут же под ногами у Хорнблауэра послышался треск. На шас-маре установлены пушки, и эти игрушечные пушечки дали бортовой залп. По крайней мере одно ядро угодило в цель. Хоть пушечки и игрушечные, но даже четырехфунтовое ядро способно пробить тонкий борт «Отчаянного». Карронада громыхнула в ответ.
– Возьмите немного круче к ветру, – сказал Хорнблауэр, одновременно прислушиваясь к крикам лотовых. – Мистер Буш. Приготовиться у пушек левого борта, когда мы приведемся.
– Цельсь! – закричал Буш. Прошло несколько напряженных секунд. – Пли!
Пушки выстрелили почти одновременно, и Хорнблауэру почудилось – хотя он был почти уверен, что неправ – будто он слышит треск, с которым ядро ударило в корпус шас-маре. Но уж крики-то услышал наверняка, хотя ничего не видел в дыму. Но сейчас не время об этом думать. Остается всего полчаса до конца прилива. Больше каботажных судов ждать не приходится – теперь они не смогли бы обогнуть скалы Каунсил до отлива. Пора выводить шлюп из этого опасного места. Прилива еле-еле хватит на то, чтоб выйти отсюда, и даже сейчас они запросто могут самым постыдным образом сесть на мель и остаться в свете дня под пушками батареи Тулинг.