– Кто это? – спросила она, и я объяснила:
– Он... ну, он был моим врачом, когда я пыталась похудеть, до того, как узнала, что беременна. А теперь, полагаю, он мой друг. Я позвонила ему прошлой ночью, чтобы спросить, что делать с Адрианом.
– Похоже, он тебе нравится, – улыбнулась она. – Он выезжает на дом?
– Понятия не имею, – ответила я. – Он очень милый. И очень высокий.
– Высокий – это хорошо. Так что теперь?
– Обед? – предложила я.
– Логично, – кивнула Макси. – Я забыла, что у тебя масса талантов. Ты умеешь не только писать, но и готовить.
– Не рассчитывай на многое. Сначала давай посмотрим, что у тебя в холодильнике.
Макси улыбнулась:
– Мне представляется, что сначала нам надо кое-что сделать.
Охранник у входа в ювелирный магазин кивнул мне и Макси и широко распахнул тяжелую стеклянную дверь.
– А чего мы сюда приехали? – прошептала я.
– Покупать тебе подарок, – ответила Макси. – И не надо шептать.
– А ты кто, мой персональный Санта-Клаус? – рассмеялась я.
– О нет. – Макси говорила очень серьезно. – Подарок ты должна купить себе сама.
Я вытаращилась на нее.
– Что? Почему? Разве не ты советовала мне откладывать деньги? У меня скоро родится ребенок...
– Разумеется, деньги надо откладывать, – покивала Макси. – Но моя мать всегда говорила мне, что у каждой женщины должна быть прекрасная вещь, которую она купила себе сама. И ты, моя дорогая, теперь можешь себе это позволить.
Я глубоко вдохнула, словно собралась нырнуть в воду, а не войти в ювелирный магазин. Зал наполняли стеклянные выставочные стенды, в каждом из которых на черных и сизо-серых бархатных подушечках искрились изделия из драгоценных камней. Кольца с изумрудами, кольца с сапфирами, платиновые кольца с бриллиантами. Янтарные серьги, броши с топазами, браслеты из серебра такого тонкого плетения, что я не могла различить отдельные звенья, запонки из литого золота. Браслеты с миниатюрными балетными пачками и крошечными автомобильными ключами, серебряные серьги в форме сердечек, комбинированные кольца из розового и желтого золота, заколки для галстуков в форме божьих коровок и морских коньков, браслеты с бриллиантами, вроде того, что я видела у матери Брюса... Я остановилась и облокотилась на прилавок, чувствуя, что от всего этого блеска у меня рябит в глазах.
Но рядом возникла продавщица в строгом синем костюме.
– Что вам показать? – доброжелательно спросила она. Я ткнула пальцем в крошечные серьги с бриллиантами.
– Эти серьги, пожалуйста.
Макси выглянула из-за моего плеча.
– Только не эти, – осадила она меня. – Кэнни, они слишком маленькие.
– Может же на моем теле быть что-то маленькое, – ответила я.
Макси удивленно воззрилась на меня.
– Почему?
– Потому что... – Я не договорила. Макси схватила меня за руку.
– Знаешь, что я тебе скажу? Я думаю, ты выглядишь прекрасно. Я думаю, ты выглядишь удивительно. Ты выглядишь счастливой... здоровой... и... и беременной...
– Вот про это не забывай, – рассмеялась я. Продавщица тем временем расстелила на прилавке кусок черного бархата и положила на него две пары сережек: те, на которые указала я, и другие, с бриллиантами размером с изюминку. Я взяла их в руку, посмотрела, как они сверкают.
– Они великолепны, – выдохнула я и поднесла к ушам.
– Они вам идут, – заметила продавщица.
– Мы их берем, – уверенно заявила Макси. – Заворачивать не надо. В них она поедет домой.
Позже, в машине, с новыми сережками в ушах, которые высвечивали радугу на потолке всякий раз, когда на них падал солнечный свет, я попыталась поблагодарить Макси за то, что пустила в свой дом, помогла продать сценарий, заставила поверить в будущее, в котором я заслужила такие вот серьги. Но Макси только отмахнулась.
– Ты действительно заслужила красивую жизнь, – ответила она. – И перестань этому удивляться, Кэнни.
Я глубоко вздохнула. «Подруга», – прошептала я ребенку. А Макси сказала:
– Я приготовлю тебе лучший в твоей жизни обед.
– Я этого не понимаю. – Мать, как обычно, звонила во второй половине дня, чтобы учинить допрос. – И у меня есть только пять минут, чтобы понять.
– Пять минут? – Я подтянула телефон поближе к груди и, прищурившись, уставилась на ногти на ногах, пытаясь решить, можно ли ходить по Голливуду с ободранным лаком или меня тут же оштрафует педикюрная полиция. – А куда ты так спешишь?
– Предсезонная игра, – ответила мать. – Мы встречаемся с «Лавандовой угрозой».
– Они хорошо играют?
– В прошлом сезоне играли очень даже неплохо. Но ты уходишь от темы. Значит, так, ты живешь с Макси... – начала мать и замолчала с ноткой надежды. Во всяком случае, мне показалось, что я уловила эту нотку.
– Мы всего лишь подруги, мама. И отношения у нас чисто платонические.
Она вздохнула.
– Еще не поздно все изменить, знаешь ли. Я закатила глаза.
– Уж извини, но придется тебя разочаровать.
– И что ты поделываешь?
– Развлекаюсь. Отлично провожу время. – Я не знала, с чего и начать. Я провела в Калифорнии уже три недели, и каждый день мы с Макси отправлялись в маленькое путешествие на красном кабриолете Адриана, который превратился для нас то ли в волшебную карету, то ли в ковер-самолет. Прошлым вечером, после обеда, мы прогулялись по пирсу Санта-Моники, купили по пакетику масляного сладко-соленого картофеля фри и по бумажному стаканчику ледяного розового лимонада, все съели и выпили, болтая ногами в воде. Днем раньше съездили на фермерский рынок, где набили багажник малиной, маленькими морковками и белыми персиками, которые Макси раздала членам съемочной группы (за исключением исполнителя главной мужской роли, поскольку он, по разумению Макси, мог воспринять персик как закуску, к которой непременно требуется выпивка («А я не хочу, чтобы на меня возложили ответственность за его очередной запой»).
К некоторым особенностям Калифорнии я никак не могла привыкнуть. Во-первых, к всеобщей красоте женщин. Во-вторых, к тому, что лица людей, которых я видела в кофейнях или в магазинах для гурманов, казались знакомыми, словно их обладатели играли подружку или приятеля главного героя в каком-то телесериале, появившемся в 1996 году и быстро сошедшем с экранов. Удивлял меня и культ автомобиля. Все всюду ездили, поэтому я не видела ни тротуаров, ни велосипедных дорожек, только бесконечные автомобильные пробки, смог, густой, как мармелад, и многочисленные платные автостоянки, даже на пляже, куда мы как-то раз приехали.
– Теперь я, можно сказать, увидела все, – заявила я Макси.
– Нет, не все, – возразила она. – На Третьей улице есть такса, одетая в полосатое трико. Она выступает в уличном цирке. Увидев ее, ты сможешь сказать, что видела все.
– Ты вообще-то работаешь? – спросила моя мать, на которую не произвели впечатления такса в трико и белые персики.
– Каждый день, – честно ответила я. Между поездками и выходами в свет я как минимум три часа в день сидела перед моим лэптопом. Вайолет прислала мне столь исчерканный сценарий, что на первый взгляд в нем не было ни одного неправленого слова. «НЕ ПАНИКУЙ, – написала она на титульном листе чернилами цвета лаванды. – Лиловая правка – моя, красная – студии, черная – парня, который, возможно, будет ставить фильм, и все его замечания, думаю, – бред. Всю правку подвергай сомнению, потому что это ТОЛЬКО ПРЕДЛОЖЕНИЯ!» Вот я и продиралась сквозь частокол сносок на полях, вычеркиваний, стрелок, примечаний.
– Так когда ты возвращаешься домой? – спросила моя мать.
Я прикусила губу. Я этого еще не знала, но понимала, что решение придется принимать в самом ближайшем будущем. Моя тридцатая неделя стремительно приближалась. А после этого мне предстояло или найти доктора и рожать в Лос-Анджелесе, или добираться до дому наземным транспортом.
– Пожалуйста, дай мне знать о своих планах, – говорила мать. – Я с радостью отвезу тебя из аэропорта домой и, возможно, даже посижу с внуком или внучкой, пока ему или ей не исполнится годик...