– Я могу быстренько кексик испечь или яблочный пирог... Или, хочешь, картошечки пожарю, лечо открою, грибочки, огурчики. Баночка шпротов есть.
– Мам, ты в своем уме? У него родители чуть ли не академики, а ты собираешься картошку пожарить и миску с солеными огурцами на стол подать! Сколько времени надо на кекс?
– Ну, как обычно...
– Что мне твое «обычно» – я сроду ничего не пекла. За двадцать минут уложишься?
– Кать, опомнись... За двадцать минут я тесто сделаю, потом еще печь почти час.
– Значит, кекс отменяется... Сделай горячие бутерброды.
– У нас нет белого хлеба и сыра, даже плавленого. И свежих помидоров нет – только соленые...
– Да сделай же хоть что-нибудь, наконец!
– Что ты орешь?.. – У Ольги Ивановны сдали нервы, она готова была хлопнуть дверью и присоединиться к рыданиям старшей дочери. Когда начинался очередной скандал с Катериной, она всегда становилась совершенно беспомощной и бестолковой и соглашалась на любые, даже совершенно хамские, требования. – Что я могу приготовить? Хочешь, возьми баночку икры и большую швейцарскую шоколадку – мне пациент подарил, которому я на дому капельницы ставила. Я отложила на Новый год, но если надо – бери.
– Спасибо, мамуля... – Катя как ни в чем не бывало одной рукой приобняла мать, а другой потянулась к двери навесного шкафа, где хранились скромные презенты, иногда перепадающие среднему и младшему медперсоналу.
Стол выглядел вполне прилично – икра на маленьких ломтиках поджаренного черного хлеба, уложенных на фарфоровой тарелке, купленной когда-то на барахолке. Тарелочка вполне могла сойти за остатки фамильного сервиза. Веточки укропа и киндзы по краям смотрелись весьма живописно. Разломанная швейцарская шоколадка в небольшой, но тонкой хрустальной вазочке. В центре – шампанское и коробка конфет. Но самое сложное еще впереди – надо собрать за столом все семейство и организовать непринужденную светскую беседу будущих родственников. «Светке, как всегда, приспичило разводиться в самый неудачный момент». Про себя Катерина исходила желчью, но, когда она стучала в дверь комнаты сестры, ее лицо выражало сочувствие и желание утешить.
– Бедная ты моя сестренка... Как же так... А я надеялась, что все еще наладится. Ну и подонок твой Аркаша! Мерзавец... Ну, ну, не плачь... – Катерина возила по лицу сестры грязной Пашкиной футболкой. – Высморкайся, приведи себя в порядок... У нас гости. – В Катином голосе появился металл. – Мы с Сергеем решили пожениться. Надо обязательно вас познакомить.
Светлана судорожно вздохнула и решительно помотала головой. Потом снова уткнулась в подушку, и ее плечи снова заплясали ходуном.
«Только бы в голос выть не начала...» – со страхом подумала Катя, погладила сестру по спине и повернулась к Павлуше:
– Сходи, пожалуйста, на кухню, принеси маме водички.
Дорога на кухню лежала через проходную комнату, где сидели Сережа и Ольга Ивановна, изредка перебрасываясь вялыми фразами. Катя с тревогой посмотрела вслед малышу, который ринулся на кухню с опасным энтузиазмом.
Увидев накрытый стол, бутылку шампанского, высокие фужеры и незнакомого человека, он тут же забыл, зачем шел, и остановился посреди комнаты.
– Привет... А наш папа развелся... Ну и пусть, он плохой – маму бил. Мне обещал трактор, а сам не купил. Ты с Катькой пришел? А зачем вино? – Он внимательно посмотрел на Сергея, потом опять на шампанское, подумал и задал прямой вопрос:– Ты алкоголик?
Ольга Ивановна охнула, а Сергей залился пунцовой краской, попытался что-то из себя выдавить, но потом только помотал головой.
Бабушка вскочила и повела внучка на кухню, узнала, зачем его послали, дала стакан воды и проводила до двери спальни. Только потом она снова села к столу, немного придя в себя.
– У нас сегодня очень сложный день. Катина старшая сестра – Светлана – развелась с мужем. Хоть они давно плохо жили, но все-таки, наверное, она надеялась. А тут он на разводе настоял. Так что она даже выйти к нам не может. А Павлик – ее сынок, он пока плохо понимает, что происходит. Вы уж его простите...
После Пашкиной выходки Сергею и Ольге Ивановне стало как будто легче – самое страшное было уже позади.
– Да что вы. – Напряжение отпустило Сергея, он улыбнулся. – Я ведь очень люблю детей. На них нельзя обижаться, они непосредственные, что чувствуют, то и говорят. А вашей Светлане я очень сочувствую – понимаю, как тяжело, когда семья рушится...
– А вы были женаты? – Ольга Ивановна осмелела и задала вопрос, который крутился у нее на языке с первой минуты, когда она увидела, что будущий зять отнюдь не юнец.
– Нет, представьте себе, не был... В юности неудачный роман, девушка меня бросила. Нашла скрипача, уехала с ним в Испанию... Не захотела жить со скучным юристом. Я тогда в такую депрессию впал – свет белый не мил. Хотел работу бросить, ни с кем общаться не мог. Но к счастью, удержался. Работа меня и спасла – я люблю свое дело. А когда встретил вашу Катю, поверил, что счастье еще возможно. Она такая нежная, тихая, домашняя. Так замечательно готовит...
Ольга Ивановна тактично промолчала. Петь дифирамбы Катиным кулинарным талантам было выше ее сил. Тем более, она понимала, что Сергею все равно предстоит узнать горькую правду.
– Ну что, заскучали тут без меня? – Катерина с тревогой вглядывалась в лицо Сергея. Она не уловила всех подробностей Пашкиного выхода в свет, но почувствовала, что племянничек успел-таки нашкодить.
– Что ты, Катенька, мы с твоей мамой очень мило беседовали...
– Вот и славно. Пора разлить шампанское. Светлана, моя сестра, к сожалению, пока не может к нам присоединиться...
Сергей не сумел удержать пробку, вино плеснулось на стол. Мужчина краснел, женщины натужно улыбались. Наконец все взяли бокалы, и Ольга Ивановна тихо сказала:
– Ну, за вас, мои дорогие...
– За любовь! – звонко воскликнула Катерина и так энергично чокнулась с женихом, что его бокал жалобно звякнул и раскололся на две части. – Это к счастью, к счастью, – шепотом произнесла Катя, стараясь проглотить комок, который намертво встал у нее в горле. «Все будет хорошо. Просто я слишком разволновалась...»
Глава 3
Катерина с Сергеем тихо брели по пустынным вечерним улицам. Визит оказался коротким, и они решили пройтись пешком, майский воздух был полон ароматами, а улицы пустынны. Катерина, обычно разговорчивая, казалась подавленной, но Сергей этого не замечал. У него из головы не шла последняя сцена, когда Светлана все-таки вышла из своей комнаты, чтобы проводить гостя. Он поразился несхожести сестер: увидев их рядом, никто не предположил бы родства. Во всем облике Катерины чувствовалась избыточность – очень густые темные кудри, ярко-красные губы, темно-карие глаза с черными ресницами. Ее ослепительная средиземноморская красота утомляла, как душная южная ночь. Сестра же напоминала майский луг и березовую рощу, все в ней было исполнено тишины, прозрачности и ненавязчивости. Правда, только очень романтически настроенный человек сумел бы это разглядеть в измученной тридцатилетней женщине, заплаканной и непричесанной, боящейся поднять глаза. Но, называя свое имя, она с такой печалью взглянула на Сергея, что он почувствовал огромное желание защитить эту поруганную красоту и горькое материнство. Павлик прятался за мамину юбку, а она привычным жестом ерошила его пепельные волосы. Эта картина до сих пор стояла перед внутренним взором Сергея – почти уже официального Катиного мужа...
Ольга Ивановна ждала Свету с работы, поглядывая на часы, и мыла посуду. Радио орало про миллион алых роз, и она тихо подпевала известной певице, обещавшей, что кто-то обязательно свою жизнь для нее превратит в цветы. Когда Ольга Ивановна слышала песни двадцатилетней давности, она сама молодела и верила в счастье. Ей очень нравились эти песни – не то, что сейчас. Сплошное безобразие, особенно ее пугали разговоры о нетрадиционной ориентации многих эстрадных знаменитостей... Ей казалось, что все фанаты – бедные мальчики и девочки – решат делать жизнь с этих извращенцев...