- Пойдем! - тяну за собой Миру.
Она покорно идет за мной. Вдруг над нами раздается хлопанье могучих крыльев и огромный орел тормозит свой полет по горячему песку, словно самолет выпустивший шасси. Нас с Мирой обдает волной мелких, горячих песчинок.
- Слышащая? - клекочет бодрым тенором могучая птица.
Мира становится на дыбы, а плачу от радости. Слезы смешиваются с потом, я стираю их грязной ладошкой.
К вечеру, когда желтый песок окрашивается в оранжевый цвет мы с Мирой ведомые низко летящим над нами орлом, выходим к сияющим ярким ультрамарином городским воротам огромного города. Миллионы мелких плиток мозаики сияют всеми оттенками синего, ярко-голубого и бирюзового цвета. Прекрасное видение возникает перед нами подобно сказочному миражу. Глаза застилает пот и я не могу сразу понять, мне кажется или в самом деле из открытых ворот навстречу нам вырывается конный отряд. Породистые лошади сыто гарцуют, ослепительно белые одежды всадников полощутся на ветру подобно крыльям ангелов. Их предводитель что-то гортанно кричит остальным и через несколько минут уже протягивает руку что бы обнажить мою голову. Белая, хлопковая рубашка служившая мне в последнее время платком взмывет грязной, серой птицей вверх, а нечесаная, взлохмаченная коса скользит вниз на грудь. Мужчина довольно вскрикивает и что-то кричит приближающемуся отряду.
Я лихорадочно ищу переговорный амулет, перебирая на ощупь перстни на пальцах. Нащупав гладкий, круглый камень я сжимаю его и переворачиваю. Гортанная, быстрая речь всадников словно замедляется, тянется испорченной, старой пластинкой. Затем опять убыстряется и отдельные слова, а затем и фразы становятся мне понятными. Еще мгновение и я полностью понимаю их говор.
- Глаза цвета священных ворот, а волосы как речной песок в долине засохших рек! Господин был прав, светловолосый человек пришел через три года, но господин советник ждал мужчину, а это явно женщина! - он вскинул руки приветствуя меня, его жест повторили другие всадники.
Все остальные события закружились и замелькали словно в калейдоскопе. Меня с почестями сопроводили во дворец. Мою лошадку Миру, забрали обещая искупать ее, напоить и накормить. И поместить в самую прохладную конюшню. Повеселевшая Мира, кокетливо улыбалась обнажая крупные белые зубы, резво заигрывая с породистым, длинноногим жеребцом. Разлука со мной видимо не сильно ее огорчала. Она даже не попрощалась и с радостью устремилась вслед за мужчиной в широкой, белой рубахе. Она отправилась в конюшни. А я в купальню для начала.
Прохладная вода приятно остудила кожу. Я позволила двум девушкам очень смуглым и чернявым, вымыть с душистыми травами мои волосы. Они восхищенно цокали языками перебирая светло-золотистые пряди моей косы.
Я уставшая и разомлевшая от всеобщей приторной любезности и удушающего гостеприимства, но чистая, благоухающая сидела за низким столиком среди горы цветных подушек и подушечек. Когда мой голодный взгляд скользил в предвкушении по румяной корочке жареной курицы, по тугим ягодам винограда, по множеству тарелок с незвестными яствами, резная дверь открылась. Я с трудом оторвала взор от волшебного стола и подняла взгляд на вошедшего молодого мужчину.
Он был мне смутно знаком. Где-то я уже видела и этот крупный нос, узкие губы, и длинные, красивые пальцы холеных рук. Вслед за мужчиной вбежала собака. Длинное тело на коротких лапах, лоснящаяся шерстка цвета каштановой кожуры. Умные бусинки глаз сверкали щенячим задором.
Золотистая корочка жаренной курицы вмиг перестала меня интересовать. Чувство голода пропало. Я медленно поднялась с пушистого ковра. Пирамида из пестрых подушек дрогнула и рассыпалась.
- Адам Петрович? - прошептала я тихо.
Глава двадцать шестая. Где это я оказалось и что происходит?
Ворочалась я на своем огромном ложе под прозрачным, расшитым золотой нитью и жемчугом балдахином, долго. И постель была мягкая и простыни из точайшего шелка пахли лавандой и свежестью, а сна не было. Яркие картинки кадрами исторического фильма мелькали перед глазами и отмахнуться от назойливых видений я не могла. Вся моя интуиция вопила пожарной сиреной об опасности, а прошедшие события словно стремились притупить бдительность и расслабить.
После встречи с Адамом Петровичем, которого теперь и язык не поворачивался называть Петровичем, после наших бурных объятий и взволнованных восклицаний, мы отпрянули друг от друга и смутились. Я от того, что все же непривычно было лобызать незнакомо - знакомого молодого человека, а вот от чего смутился сам Адам, мне было не понятно. Надеюсь я не сильно изменилась, после нашей последней встречи?