«Так зачем люди расходуют веру и надежду на божество? Зачем мы, существа высшие, презираем себя, забираем у себя величие и отдаем его в жертву идолу, который не только не велик, но и придуман нами?» — сидя за последней партой, размышлял Ваня, пока Клавдия Петровна, его классный руководитель, объясняла, как происходит круговорот воды в природе. Ему вдруг вспомнились слова злых старушек, работающих в церкви, и он отвлекся, невольно стал думать о боге и задавать вопросы, много вопросов.
Тот урок окружающего мира проходил в среду. И хоть выходные оказались уже далеки, остались в прошлом, всё в жизни Вани и его родителей было, как прежде: он ходил в школу, его мама выдавала письма и посылки, а его папа всё больше заболевал.
Ваня вернулся домой уставшим. Он повёл плечами, то одним, то другим, скидывая с них снег, отряхнул шапку и начал раздеваться. Выходило у него как-то неосознанно, вещи будто сами слезали с него. Ваня пошел наверх, чтобы оставить рюкзак.
То ли пространства стало больше и расстояние между шкафом, столом и кроваткой увеличилось, то ли мало света попадало в детский мир, — было неясно, но всё отчего-то казалось далеким и пустым. Ваня аккуратно поставил рюкзак у стола, перед этим посмотрев на него угрюмо и презрительно, и присел. Он несколько раз осмотрел комнату и теперь вполне ощутил пустоту, поселившуюся в ней. Чтобы убежать и спрятаться от чувства, Ваня перевел взгляд на окно. Вид за ним был печален. Было так темно, что столбики печного дыма сливались с небом. Да, пусто наверняка потому, что погода сегодня неважная. И Ваня резко встал, разочарованно выдохнул и поплелся вниз, на кухню.
Только перешагнув порог, мальчик застыл. Кто-то разговаривал в комнате родителей. Из-за тяжелой двери, которая еле пропускала звук, нельзя было разобрать, кто стоит за ней и о чем шепчется. Как-то преодолев ступор, вдруг поняв, что вряд ли воры пошли бы на дело в обеденный час, Ваня прошёл в неширокий темный коридор. Внутри его груди сражались детское любопытство и взрослый страх. Жужжали пули, гремели взрывы, красная плоть разлеталась, окутывая солдат артериальной кровью. Армии детского любопытства недоставало боеголовок и ракет, танков и самолетов, зато каждый в её рядах был заряжен энтузиазмом, их противникам же повезло с припасами и техникой, но сил и ярости им не хватало — так и победило в Ване любопытство. Он прилип ухом к двери.
— Смерть планируют только гадалки, а ты это брось, — сказал первый голос, живой и звонкий.
— Я не планирую, а остерегаюсь, думаю, забочусь… — несмело проговорил второй голос, тот, что звучал словно из другого мира.
— О такой заботе они не просили… А если вдруг узнают, то завопят, а не спасибо скажут.
— Все равно так лучше. Если что, ты будешь знать, как и что делать, — второй голос затих, но скоро продолжил. — О Танечке заботься, — на этих словах Ваня понял, что за дверью говорят его отец и Михаил. — Всегда заботься. Она без этого никак. За каждую мелочь её хвали и целуй. В первые месяцы после похорон утешай, а потом, чуть погодя, даже имени моего не произноси. Она чувствительная душа, и каждое напоминание будет её сильно ранить. Не напоминай сам и подговори других не напоминать. Ваню же не трогай. Он парень-романтик, всегда отстранен. Позволь ему пережить горе в себе, не вынимай его в суровый мир. Конечно, когда он сам к тебе плакать придет, прими… Это сам понимаешь…
Ваня ужаснулся, но от двери не отошёл — да и если захотел бы, не смог отойти, ведь то, что постепенно наполняло его тело и душу, было чересчур тягучим и липким.
— Слушаю лишь из уважения, потому что уверен, что ничего из этого мне не пригодится, — быстро проговорил Миша.
— Пригодится или нет, — решишь потом.
— Пускай, — он вдруг замолчал, чуть покашлял и следом, судя по шагам, отошёл к двери. — Мне, признаться, другое интересно. Тогда, за столом, ты сказал в порыве, что я невесту себе нашёл…
— Правда? — недоверчиво сказал Лёша.
— Правда, что ты говорил такое, а ложь — эта самая невеста. Достаток у меня есть, но возлюбленной…
— Это ты им объяснишь, — нервно пробормотал Леша и как бы зажал губу.
— Не придумывай, пожалуйста. Я, значит, в родное село приехал, повидаться захотел, а ты мне всё о смерти да о смерти. Вижу, что со здоровьем у тебя плохо, но нельзя же так падать, нельзя сдаваться перед такими мелочами. Выздоровеешь, поправишься и никого не покинешь!
— А если… — Леша, как совсем здоровый, вскочил на ноги и направился к другу, — а если умру…
— Клянусь, что позабочусь и о Тане, и о Ване, — Миша горько выдохнул и продолжил: — Клянусь, но через силу, потому что знаю, что ничего подобного не произойдет. Выздоравливай скорее! Мы все этого ждем…