Я молча (и мужественно) дергаю на себя дверь автомобиля, потому что, кажется, все наблюдатели этого ждут, а я их задерживаю. Но дверь открывается слишком легко, не то что на дедовой «Ниве», и я со всей силы бью ею по своей голени.
– ДА ТВОЮ Ж… – успеваю прокричать, прежде чем кусаю язык, и очень надеюсь, что мои вопли, как в кино, скроют гудки машин. Но нет. Физически ощущаю на себе чужие взгляды и сгораю со стыда.
– Так, не двигайтесь, Анна. Просто замрите, но дышите, пока еще что-нибудь не сломали. – Аполлонов говорит со мной как с душевнобольной. Прекрасно. Он огибает машину и, подав руку, которую я бы в любом другом случае проигнорировала, помогает аккуратно усесться на переднее пассажирское кресло. – Тут места для маневров больше, чем сзади.
У него одна из тех тачек, где задние сиденья так – для красоты. Низкая, быстрая, спортивная. Я хлопаю глазами, не веря в абсурдность происходящего, а Андрей Григорьевич уже садится рядом, быстро забивает адрес травмпункта в навигатор и выруливает на дорогу, встраиваясь в оживленный поток машин.
– Тут недалеко, скоро приедем, – говорит мне через несколько минут, а у меня от боли в ушах звенит.
– А у вас заколка в волосах, – не знаю зачем произношу я. Наверное, просто чтобы о чем-то болтать, а не сгорать от стыда.
Он кивает, тянется и снимает безделушку, как будто ничего особенного и не произошло.
– Алинка расстроится. Все время забываю вернуть. – Аполлонов кидает пластмасску с бантиком в подстаканник, где я обнаруживаю еще пять разноцветных девчачьих заколок.
– Воруете у нее? – сквозь слезы выдыхаю я, силясь отвлечься от боли.
– Ей это нравится. Она всегда кокетничает и делает вид, что не хочет давать мне заколку, но в итоге приносит самую красивую.
– Вы флиртуете с пятилеткой?
«Господи, как больно-то!»
– Алинке четыре, – с важным видом уточняет Андрей. – И да, я флиртую.
Я смеюсь и прикрываю ладонью глаза – раздражает солнечный свет. А вот уверенность и спокойствие Аполлонова – это прямо то, что доктор прописал: будто даже обезболивает, хотя все равно кожа на голени саднит. Прекрасно я на практику сходила – теперь вся в синяках и, возможно, с переломом.
– Есть кофе, кстати, черный без сахара, но, пожалуй, неактуально.
Голос Аполлонова, точно якорь, удерживает меня в этом бренном мире.
– А как вы узнали, что я…
– Как раз выходил с работы, увидел, что вас облили из лужи. Невоспитанный человек. Вы успели рассмотреть номер?
Он не понял, что это Ник? Я не стукачка.
– Нет, – даже быстрее, чем нужно, отвечаю я. Шепотом, потому что боль нарастает. Пытаюсь думать о том, что в больницу меня везет мой кумир, и это даже смешно. Ну то есть не на выставку в Лондоне, а в травму.
Мечты сбываются, но не совсем.
– Как вам мой бриллиант? – Аполлонов явно пытается меня отвлечь. – То здание под куполом. Вы его рассматривали с Николаем.
– О-очень краси-ивое, – тяну, едва не всхлипывая, я.
«Господи, как больно!»
– Почти приехали, терпите. Его так и не построили, хотя все было готово.
– Капец! – все-таки хныкаю.
– Согласен. – Аполлонов мастерски делает вид, будто мы ведем обычный диалог. – Один богатый человек заказал эту штуку в подарок для жены.
– Это что, жилой дом?
Я хочу снять туфли. Из-за каблуков упор приходится как раз на пальцы. Хочу, но боюсь, что станет еще хуже, если притронусь к ноге.
– Нет, это что-то вроде культурного пространства. В общем, он заказал, а потом погиб.
– Как грустно, блин! – И я это не о смерти потенциального владельца какого-то там пространства.
– Так вот, он умер, а жену этот проект не интересовал, и его бессрочно заморозили. Вы обратили внимание на остекление? Мы использовали…
– Потрясающее! Остекление!
Я стараюсь быть тише, но уже нет никаких сил. А машина тем временем останавливается, и Андрей Григорьевич поворачивает ко мне голову.
– Приехали. Сидите смирно, – приказывает он и выходит из машины, чтобы открыть дверь и ловко вызволить мое несчастное тело на волю.
Я жмурюсь, будто так мне будет не страшно, и изо всех сил хватаюсь за его плечи, а он, подхватив меня, так легко несет на руках, будто я ничего не вешу.
– Спасибо, – шепчу я. Мне жутко неловко от всей ситуации.
– Пока не за что, – говорит он и спиной открывает дверь травмпункта. Идет к регистратуре под взгляды сидящих в очереди. – Нам бы снимок или что там положено. Она ударилась.
– А что вы таскаете ее? – возмущается злая женщина в белом халате и с голубыми тенями до тонких, как нитка, бровей. – У нее ног, что ли, нет?
И меня тут тоже будто нет.
– Ей ногу повредили.
– Ну вторая-то на месте.