– Не понимаю, о чем ты.
– Тогда я подскажу. Вы же любите конкретные примеры, правда?
Она садится на стол и болтает ногами как легкомысленная школьница, помахивая ножом прямо перед моим носом.
– Давным-давно жила-была одна наивная девочка. Назовем ее, например, Альбина.
Резко вздрагиваю, будто Лиля отвесила мне новую оплеуху.
– Альбина была круглой отличницей и училась на первом курсе, когда в институт пришел новый преподаватель психологии, молодой красивый мужчина. Назовем его, например, Владислав Владимирович.
С каждым новым словом все внутри меня чернеет и наполняется страхом. Как она узнала?
– И вот понравилась наша Альбина Владиславу Владимировичу, да так сильно, что он решил устраивать ей дополнительные занятия, совершенно бесплатно, представляете? Два раза в неделю они задерживались после пар, и Владислав Владимирович рассказывал Альбине много интересного по всяким психологическим темам, а она слушала внимательно, записывала, расширяла кругозор и радовалась свалившейся на нее милости.
Я осторожно кручу ступней, и веревки сползают вниз. Только бы не заметила, только бы она не заметила!
– Прошло несколько месяцев, и Владислав Владимирович решил, что пора проявлять симпатию к умнице-студентке по-новому. Он начал лезть к ней под юбку, распускать руки и навязчиво делать далеко не самые приличные предложения. А когда Альбина не выказала ответного желания, знаете, что он сделал? Знаете, нет? Он применил силу, грубую мужскую силу, и вот против этого наша бедная хрупкая студентка уже никак не могла возразить.
Пот течет по лицу в три ручья, я смотрю на Лилю со смесью стыда, страха и злости.
– Возомнила себя борцом за справедливость? – спрашиваю. – Ты лезешь не в свое дело, мое грязное белье тебя не касается! Не знаю, как ты об этом узнала, но...
Лиля прижимает нож к моим губам, заставляя замолчать, и продолжает:
– Обесчещенная Альбина не выдержала позора и ушла из института. Об этой истории она, конечно, никому не рассказала, потому что боялась проблем. Да и кто бы поверил студентке, возводящей напраслину на преподавателя, успевшего создать себе хорошую репутацию? Никто бы не поверил. После этого несчастная получила такую психологическую травму, что даже на метр приближаться к мужчинам не могла. Так что, лишившись шанса получить достойное образование и покалечив психику, Альбина не смогла найти хорошую работу и прожила всю жизнь в нищете, униженная и сломленная.
Лиля вздыхает и качает головой, глядя на меня осуждающе.
Я бросаю:
– Тебе-то какое дело?
– Вы правда не поняли? Я считала вас умным, Владислав Владимирович. Даже тогда, столько лет назад, вы уже должны были понимать, что такие поступки не всегда проходят бесследно.
Спрыгнув со стола, она разводит руки в стороны и торжественно объявляет:
– Поздравляю, Владислав Владимирович! У вас дочь!
Я открываю и закрываю рот, подбирая слова, но их нет. В голове только оглушительная пустота, всепоглощающий вакуум. Лиля довольно улыбается, наслаждаясь произведенным эффектом, и нож в ее руке поблескивает особенно остро.
Проходит минута или две, когда дар речи возвращается, и я выплевываю:
– Ложь!
– Конечно, вам бы хотелось, чтобы это было ложью. Но вы ведь прекрасно понимаете, что я говорю правду?
Зажмурившись, я трясу головой, чтобы отогнать наваждение. Будто все происходящее – только мираж, кошмарный сон, и сейчас он развеется как туман, растворится как дым. Но когда открываю глаза, Лиля все также стоит передо мной – невинный ангел с синими глазами и ножом в руке.
– И что дальше? Убьешь меня?
– Разумеется.
– Зачем тогда весь этот цирк? Ты могла подойти ко мне в любой подворотне и ткнуть своим идиотским ножиком в брюхо, вот и все! Ты поступила в этот институт только ради того, чтобы привязать меня к стулу и помучить напоследок?
– Как же вы не понимаете, Владислав Владимирович! Подворотни – это неправильно! Вы должны раскаяться, понять, почему это происходит с вами. Я поступила сюда, чтобы стать копией моей мамы в ваших глазах. Вас убьет не случайная маньячка в подворотне, нет! Это сделает та самая студентка, которой вы сломали жизнь. Чувствуете разницу?
Она наклоняется ко мне, и вся наигранность медленно сползает с миловидного личика. Нет больше никаких театральных ужимок, инфантильности, глупых кривляний. Теперь Лиля похожа на затравленную тигрицу, дорвавшуюся до жестокого дрессировщика, пока тот спал, отложив кнут в сторону.
Голос становится серьезным и вкрадчивым: