-Мы подадим пример всему миру, - заявил он. - Мы должны сделать это.
Я остановила палец на семнадцатом.
-У меня с утра горячая линия с бездомными. Позже, если трафик позволит, я могу прыгнуть в нашу вторую машину и заняться напитками.
Уилл старался не улыбаться.
-Не дурно. Возьмешь на себя Антонио Паскуале? Очаруй его своим блистательным итальянским. Мне нужно быть уверенным, что он займет нашу сторону. Ты будешь вести машину аккуратно?
-Уилл, посмотри на меня. Что ты видишь?
Он наклонился и обхватил пальцами мой подбородок.
-Тебя, конечно. - У него было очень деловое выражение лица, но взгляд смягчился, и я, как всегда, растаяла.
А что видела я? Его волосы были короче, чем в нашу первую встречу, но стрижка ему шла намного больше. Его рот был твердо сжат, его талия теперь... нет, не буду вдаваться в подробности. В его темных глазах временами еще проскакивало выражение уязвимости и наивного идеализма, но он был достаточно осторожен, чтобы показывать его только тем, кого любил.
Почти как я.
-Как долго ты собираешься держать меня на поводке? - Он пришел в легкое замешательство. - Я сама разберусь, что мне делать.
-Да, но... Я хочу быть уверен, что мы до конца понимаем друг друга.
Он убрал руку и пустился в объяснения, почему налоговые схемы, чтобы быть справедливыми, должны стать сложнее.
Я слушала, как много раз прежде. С одной стороны, Уилл был прав: это должно было пойти на пользу окружающей среде и принести больше денег на полезные проекты. С другой стороны, простые семьи почувствуют дополнительный гнет, вырастут очереди на автобусы, часть рабочих мест в автомобилестроительной отрасли может оказаться под угрозой. Улыбка Уилла превратилась в оскал профессионального полемиста, его голос то затихал, то усиливался, подчеркивал паузой ключевые тезисы, внятно и четко произносил обдуманные доводы. Он откинулся на спинку стула - воплощение ясного мышления, воли, воспитанной долгим и усердным трудом, авторитета, подкрепленного весомым опытом.
Я хотела бы идти с ним рука об руку, но все чаще ощущала утрату почти мистического чувства предназначения и способности верить. Я уже не была похожа на ту девушку, однажды вышедшую замуж за идеалиста. Мое мышление притуплялось в вязкой домашней рутине, я отвлекалась на властный зов материнства.
-Итак, сама можешь убедиться, - сказал Уилл и улыбнулся мне.
Не плохо подумала я, оценивающе щурясь. За долгие годы в политике Уилл порядком подрастратил былую невинность. Но это же случилось и со мной - со всеми нами. Мы изменились, стали более реалистичными, научились быть трогательно благодарными за маленькие политические триумфы, удовлетворяясь небольшими победами. Мы осознали ограниченность наших возможностей, очень хорошо осознали. Мы так же чувствовали, как с потерей невинности растут наши амбиции.
Последовала пауза.
-А что будет с теми, кто живет в сельской местности? - Спросила я, потому что этот аргумент требовал подкрепления.
Уилл протянул чашку за новой порцией кофе.
-Фанни, - в его голосе звучало предупреждение, - мы не можем позволить себе колебания и сомнения. В противном случае нас изваляют в грязи.
Он имел ввиду прессу. Как странно, не в первый раз подумала я, что предательство и разногласия оказывают на нас более сильное влияние, чем преданность и верность.
Я вздрогнула от отвращения. Этот страх застало меня врасплох, хотя и посещал время от времени. Впрочем, я научилась бороться с синяками, которыми общественное мнение может разукрасить моральный облик.
Уилл продолжал напирать:
-Я знаю, что ты думаешь, Фанни, но мы должны что-то сделать, прежде чем мир задохнется. - Он остановился. - Почему ты так странно на меня смотришь?
Я покачала головой:
-Ничего.
Я больше не видела вокруг Уилла того золотого сияния, который омывал его с головы до ног в первые годы нашей любви. Мой взгляд переменился, теперь Уилл был важным элементом в более широком контексте семьи, дома, обязательств. К сорока годам я приобрела немало полезных навыков, в том числе в перестановке приоритетов. Возможно, это было практичнее и рациональней. И все же я оплакивала тот золотой свет. Я тосковала по нему, и острота моего голода напоминала, с какой страстью я когда-то стремилась обладать Уиллом, а он мной.
Брови над карими глазами приподнялись снова. На этот раз его взгляд означал: "Давай все уладим. Дай мне шанс, Фанни... да?". Он улыбнулся, напоминая о нашей давней близости. Если я делала попытку сыграть против него, Уилл жаждал убедиться, что мы идем по правильному пути.