-Конечно, - отозвался он. - Я с нетерпением жду этого. И, Фанни...
-Да?
-Скоро увидимся.
-Да.
*
Вооружившись картонными коробками и пылесосом, мы с Маликой отправились в Эмбер-хаус и начали паковать вещи моего отца.
-Он хороший мужчина, - сказала она, освобождая полки от кастрюль. - Я знаю.
Как всегда, Малика действовала на меня странно успокаивающим образом.
-Я тоже это знаю, Малика.
Нам потребовалось несколько дней, чтобы вывезти мебель - кроме нескольких предметов, отобранных для Хлои - и Эмбер-хаус превратился в очищенный, оголенный остов, из которого ушла жизнь. Я занялась бумагами отца и разобрала его финансовые документы. Все остальное я сожгла - письма матери, письма Каро, налоговые декларации двадцатилетней давности... все. Я оставила себе его письменный стол, сине-белую вазу для фруктов, фотографию этрусской пары в рамке и часть книг.
Я позвонила маме и спросила, не хочет ли она взять что-нибудь.
-Нет, - сказала она. - Я все оставила позади. - Она кашляла. - У нас холодно. Я простудилась.
Меня поразило, что ее болезнь должна была взволновать меня больше, но я не находила нужных слов. Моя мать сделала свой выбор много лет назад.
-Быстрее поправляйся.
Салли запротестовала:
-Так можно и помереть от кашля, не дождавшись никакого сочувствия.
-Арт не уделяет тебе внимания?
-Ну почему же, - возразила Салли. - Он ущипнул меня за задницу.
После заключительного набега на Эмбер-хаус я вернулась домой усталая и грязная. Саша настаивал на приготовлении ужина. Я смотрела, как он отварил пасту и открыл банку готового соуса.
-Саша, я хочу сказать, что ты просто замечательный.
Он поставил тарелку с горкой макарон передо мной и сел напротив.
-Выглядит отвратительно.
Я проглотила кусок, потом второй. Действительно отвратительно, и меня пронзила такая тоска по ароматным соусам Бенедетты, по вину и насыщенными солнцем оливкам, что я чуть не закричала. Саша смотрел в свою тарелку.
-Я так хочу, чтобы мама была здесь. - Он оттолкнул тарелку и заплакал.
Я ждала, пока буря утихнет.
-Со временем станет легче, обещаю.
-По крайней мере, ты не говорить: "Все будет в порядке". - Его голос звучал глухо. - Все никогда не будет в порядке. Все было ужасно, ужасно. Вся жизнь мамы, я хочу сказать, она оставила после себя столько противоречивых чувств и неразберихи.
Это было самым критическим из замечаний Саши в адрес матери, и я еще больше любила его за преданность ей.
-Для нее уже не существует противоречий.
-Нет. - Он поднял мокрое лицо. - Но мне кажется... она любила меня не так сильно, чтобы остаться.
-О, Саша... - Я встала и обняла его. Его волосы были спутаны и - это так не похоже на него - нуждались в шампуне. Я поцеловала его в мокрую щеку. - Мэг любила тебя больше, чем себя.
Саша подумал над этими словами, а потом спросил:
-Жизнь всегда такая?
Я покачала головой.
-Не всегда. У тебя будут моменты великого счастья, обещаю. И удовлетворения. И радости от мелочей.
Он опустил голову.
-Я хотел бы.
-Но ты толжен дисциплинировать свой ум, чтобы научиться ценить эти моменты.
-Ты думаешь?
Я сказала убежденно, как могла:
-Мне понадобилось некоторое время, но я научилась.
-Фанни, ты ведь не оставишь Уилла, да? - Он запнулся.
Потрясенная, я смотрела на него.
-Что заставило тебя это предположить?
Он пожал плечами.
-Я не думаю, что смогу вынести еще и это. И это убьет Хлою.
-Хлою?
-Она очень много значит для меня.
*
Саша уехал на север прежде, чем я решилась прикоснуться к вещам Мэг. Перед отъездом он дал мне свое согласие:
-Пожалуйста... пожалуйста, ты сделаешь это? Я доверяю тебе.
В спальне Мэг пахло, как в нежилом помещении, но вещи лежали в беспорядке, словно она вышла отсюда секунду назад. Неудивительно, что здесь ее присутствие ощущалось сильнее, чем в любом другом месте. Я подняла с пола ярко-розовый шарф, один из ее фаворитов. Легкий запах задержался на ткани, я резко села на кровать. Мы так перепутались с Мэг, так переплелись. Она стала частью меня, темной, противоречивой стороной, но и чем-то большим.
Я складывала дорогой шелк и так и этак.
Дверца шкафа была приоткрыта, и платья Мэг выглядывали из него, словно встревоженные зрители. Саша в кожаной куртке улыбался с фотографии около пустой постели. На тумбочке лежала книга, и я подняла ее: пособие по самопомощи с сообщением, что обезвредить страх можно только, почувствовав его. Мэг заложила это место открыткой. Открытка от Хлои из Австралии. "Здесь здорово, - писала она. - Надеюсь, у тебя все хорошо. Целую, скучаю".
Я тосковала по своей дочери. По ее беспорядку, по ее внезапной грубости временами, проблесками интересной внутренней жизни. По ее "ой, мама, ты такая грустная". Я так не хотела верить, что она далеко сейчас и не может участвовать в жизни семьи.