- Так тебе надо его посадить или нет?
- Нет. Я же сказал – помуровать. В СИЗО, там, подержать, условку или административку какую-нибудь. В общем – припугнуть, чтобы энтузиазм поубавить.
- Вить, чего ты мне тут мозги делаешь? Скажи конкретно, чего ты от меня хочешь?
- Можно его привлечь по двести восемьдесят второй?
- А не жёстко Вить?
- Да мы чуть-чуть – он игриво улыбнулся.
- Это только через Москву.
- Хреново.
- Учитывая его общественную деятельность, можем попробовать триста восемнадцатую или триста девятнадцатую.
- Ты его видел? Какая там триста восемнадцатая…
- Тебя триста восемнадцатая устроит?
- Было бы идеально.
- Будет тебе триста восемнадцатая. С тебя половина.
- Половина чего?
- Вить. Ты дурочку не включай. Я не знаю, как вышли на тебя, минуя нас с Василием Андреевичем, и что тебе пообещали, но отдашь половину.
- С какой это стати? – Виктор Викторович нацепил самую самодовольную из своих улыбок.
- Потому что полез вперёд паровоза. И если ты считаешь себя самым умным, то вспомни судьбу Петра Семёновича Суханова. Не думаю, что ты хочешь составить ему компанию.
- Не хочу – от улыбки Виктора Викторовича не осталось и следа, - Я Вас понял.
- Ещё бы ты не понял! И на будущее – Если бы ты пошёл через на, как делают все, то отделался бы десятью процентами.
В дверь неуверенно постучали.
- Могу войти, Василий Андреевич? – В приоткрывшейся двери появилось лицо Сергея Кондратьева. Выглядел он взволнованнее обычного.
- Да, проходи, присаживайся. Слышал про твою маму. Соболезную тебе, правда.
- Спасибо… Василий Андреевич – Сергей смутился ещё больше.
- Ты как? Держишься? – Василий Андреевич положил ему руку на плечо.
- Да… Спасибо… Василий Андреевич, я к Вам по делу, если у Вас время есть. Не хотелось бы отвлекать.
- Время есть. Говори, чем могу тебе помочь?
- Я не могу найти дело отца. Может, вы подскажете, может, его перевозили куда.
Василий Андреевич медленно опустился на своё место и долго смотрел в окно.
- Зачем оно тебе? – не поворачивая головы спросил он.
- Хочу найти отца. Сказать ему, что мамы больше нет. Мне кажется, это было бы правильно.
- Ты его не найдёшь, - Василий Андреевич посмотрел ему прямо в глаза.
- Почему? – голос Сергея совсем ослаб.
- Прошу, не заставляй меня нарушать слово, данное твоей покойной матери…
Сергей какое-то время сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой, что-то обдумывая.
- Он тоже умер, да? – наконец не столько спросил, сколько констатировал Сергей своим тихим голосом.
Василий Андреевич сделал глубокий вдох, достал из нижнего ящика стола пару широких стаканов. Бутылка дорогого Хеннесси, несколько лет стоявшая украшением в шкафу за его спиной, лишилась своей крышки и чуть подрагивая в руке разливала своё содержимое. Василий Андреевич придвинул стакан к Сергею, а сам не дожидаясь его, в один глоток осушил свой. Всё это было сделано очень медленно, почти ритуально.
- Ты помнишь своего отца? – вдруг спросит Василий Андреевич.
- Не очень, если честно. Лица совсем не помню. Помню только как он меня воспитывал, - Сергей не сводил глаз со стакана, в то время как Василий Андреевич уже наливал второй.
- «Воспитывал»? - горькая ухмылка едва скользнула по его лицу. Ты это так называешь?
- Это папа так говорил постоянно: «Уж я-то воспитаю из тебя мужика! Научу уму-разуму».
- Он бил тебя, Сергей. До синяков и крови.
Рука Сергея потянулась к стакану и уверенно схватила его, но Сергей приказал себе остановиться.
- Я был достаточно глупым ребёнком, если говорить откровенно, - голос Сергея чуть дрожал. Рука держала стакан. – По-другому я не понимал.
- Да нормальным ты был! – Бросил Василий Андреевич, но чуть успокоившись, продолжил. – Таким же как другие пацаны во дворе. Я вас всех помню.
Василий Андреевич выпил. Опустив стакан, он посмотрел в глаза Сергею.
- Твоя мама тоже глупая была? Она тоже по-другому не понимала? – Спросил он неожиданно тихо. – Или ты этого тоже не помнишь?
- Она… - Сергей хотел ответить, но уже падал в бездну собственных воспоминаний. Крики за стеной, которые внезапно прерываются хлёстким ударом и падением чего-то тяжёлого на пол. Парализующий страх и чувство собственного бессилия. Сменившее его чувство отрешённости.
Василий Андреевич видел перед собой застывшую фигуру, смотрящую куда-то перед собой. Минут через пять он начал переживать и уже собирался звонить в скорую, как взгляд фигуры прояснился, и она снова превратилась в Сергея Кондратьева. Он выпил содержимое стакана одним глотком и прокашлялся от неожиданной крепости напитка.