Обалдевшая педагог несколько раз моргнула глазами, пытаясь осознать мой литературный выбор, на что маме оставалось лишь самодовольно хмыкнуть. Затем женщина взяла на фортепьяно ноту «ля» и попросила меня её пропеть. В этот раз на педагога как на дуру смотрела уже я. Постепенно мелодии стали усложняться, но для меня всё было слишком легко. Педагог отчего-то злилась, видимо ей не нравилось уступать моей маме. Поэтому, уже в конце смотрин она выдала небольшой отрывок из какого-то произведения. Отчего-то у меня из памяти совершенно вылетело воспоминание о том, что это был за кусок, но зато всё остальное достаточно прочно врезалось мне в голову, потому что имело вполне судьбоносное значение.
Педагог сыграла свою мелодию.
— Пропой, — потребовала она от меня.
— Не буду, — впервые упрямо засопротивлялась я.
Женщина победно взглянула на маму и ради интереса всё же спросила у меня:
— Почему?
— Вы ноту неправильную взяли. Вы сыграли так… А надо было вот так…
Выражение лица мамы в этот момент я не забуду никогда. Она ликовала.
Так я и попала в музыкальную школу. Правда, уже не в ту, в которую мы пробовались. Светлана Викторовна решила, что я слишком хороша для них, и нашла мне совершенно другое место.
Родительница с новыми педагогами долго выбирали между скрипкой и фортепьяно, в итоге остановившись на последнем. После чего начался совершенно новый этап моей жизни.
— Но можно я не буду про это рассказывать? — прошу у Чернова.
— Почему? — удивляется Стас, впервые за последний час продемонстрировав хоть какую-то эмоцию.
— Потому что это совсем другая история. Я и музыка. А мы вроде бы как о родителях.
Он молчит, и я тоже. Надо же, я рассказала ему ещё далеко не всё, а уже чувствую себя опустошённой и уставшей. Да и Стас со своими непонятными реакциями. Вроде как не отталкивает, но и не говорит ничего. Неужели, я и в правду в итоге окажусь противна ему?
-Я знаю… — вдруг выдаёт он.
— Что?
Чернов мнётся, но потом всё-таки отвечает.
— Про твои успехи. Про то, что ты играла, выступала… Побеждала, — после этого он делает долгую паузу, а я, задерживая дыхания, жмурюсь как от удара. — Я читал про тебя в интернете.
Мне плохо. Мне очень-очень плохо… Я так долго и упорно пыталась уйти от своего прошлого, стать другой личности. А тут… пара кликом мышкой и всё, ты опять, не ты… а твоё прошлое.
— Злишься? — неправильно трактует он моё молчание.
— А должна?
— Не знаю. Просто, я узнал это всё не от тебя. И без твоего разрешения. Но я должен был… Мне надо было. Понимаешь?
Сказать на это мне просто нечего. Я встаю с кровати, аккуратно отодвигая от себя Боню. Время уже давно перевалило за три. Должно быть, у Чернова уже вовсю утро. Но он отчего-то не спит, предпочитая выворачивать мне душу наизнанку.
— Вера, — зовёт он меня.
-Стас, а почему ты мне ничего не говоришь? Почему только спрашиваешь? Ты же сам просил, чтобы я тебе всё рассказала. А теперь ты злишься. Я слышу это по твоему голосу. Если я… тебе неприятна, то давай тогда покончим с этим… Вообще со всем.
Пока он не успел ответить мне что-нибудь, я опять жмурюсь, так, если бы это было способно защитить меня. Но ведь от себя не уйдёшь, правильно?
— Я злюсь, — напряжённо подтверждает Чернов. — Я очень злюсь. Но не на тебя, а на твоих родителей.
Ему сложно говорить, в чём-то даже сложнее, чем мне. Я-то почти двадцать лет живу со всем этим, а он впервые сталкивается… со всей этой хернёй.
-Я тоже злюсь… на них.
Но злость пришла не сразу. Далеко не сразу.
Первые пару лет в музыкальной школе пролетели для меня на одном дыхании. Я полюбила инструмент, я полюбила музыку. Это был отдельный мир, в котором была только я и удивительное таинство искусства. Мелкую меня долго трясло от непонимания, как возможно такое, что из отдельных нот, из отдельных движений, из отдельных закорючек на бумаге может рождаться ТАКОЕ.
Классическая музыка часто кажется детям скучной и неповоротливой. Но для меня это было сродни с космосом — пространство гармонии, целостности и чудес. А ещё свобода. Несмотря на периодическую боль в спине и ноющие пальцы, тонны зубрёжки и многочасовые занятия с педагогами, я была свободна в своём новом мире. Я могла по полдня проводить за инструментом, не замечая ничего другого. Лучшей наградой за музыку являлась сама музыка.