Мы ели пиццу в разных комнатах – каждый прилип к своему экрану. Фрэн сидела за кухонным столом, искала последние слухи в Сети на своем лэптопе. Дети в гостиной любовались, как диснеевские пираты ищут приключения в бурных морях, и гадали, надолго ли мы зависли на своих новостях. Я каждые несколько минут заглядывал проверить, все ли у них в порядке. Так всегда в трудные времена – хочется проверить, все ли хорошо у тех, кого любишь.
Свидетель на экране рассказывал: «Я смотрел на них, и вдруг – блям-блям-блям…»
Три выстрела? В новостях говорили о двух.
– Два часа, – сказала Фрэн, – но вам придется сделать пересадку в Далласе.
Сидя за компьютером, она совмещала два дела. Горел огонек на наушниках, а на мониторе в одном окне был открыт сайт авиалиний, в другом – политическая программа в прямом эфире.
– Включи MSNBC, – крикнула мне Фрэн, оторвавшись от монитора. Я переключил канал и успел увидеть кадр, снятый под другим углом. Обычной видеокамерой из дальнего правого угла сцены.
– То, что вы сейчас увидите, весьма наглядно и может причинить вред детям.
Я проверил, в гостиной ли ребята. Камера на экране дала приближение, сфокусировалась на лице говорящего Сигрэма. Аудиозапись была нечеткой, любительской. На этот раз от звука первого выстрела я подскочил. Казалось, снимающий стоит у самой сцены. Сенатор пошатнулся, из его груди брызнула кровь. Снимающий обернулся, и на долю секунды мы увидели, как над толпой поднимается пистолет. Стрелок был в белой рубахе на пуговицах. Движение смазало его лицо. Люди на заднем плане с воплями разбегались. У нас на глазах стрелок развернулся и стал проталкиваться к двери. Агенты Секретной службы прыгнули в толпу, бросились за ним.
– На кого-то он похож, – сказала Фрэн. – На какого-то актера? У тебя такое бывает? Чувство, будто ты видел человека раньше. Или он кого-то напоминает. Может, просто дежавю.
Камера дико заметалась. Зрители схватили стрелка. Подоспели агенты и полиция. Камера их потеряла.
Я подошел ближе к экрану, но вблизи рассмотреть было еще труднее.
– Нам сообщили, – сказал ведущий, – что полиция установила личность стрелка.
В дверь позвонили.
Мы с Фрэн переглянулись. Я мысленно перебрал все несчастья своей жизни. Смерть отца, автомобильную аварию в старших классах и три операции после нее, распад первой семьи, каждую смерть пациента. Я взвешивал каждое, сравнивал. Стоял теплый весенний вечер, я был доволен жизнью и счастлив. Счастливчик, привыкший ждать только хороших известий. Я вытер руки салфеткой и пошел открывать.
Перед дверью стояли двое мужчин в костюмах, на газоне еще несколько человек. На дорожке я увидел несколько машин: маячки вспыхивали то красным, то синим, сирены молчали.
– Пол Аллен, – заговорил один из мужчин.
Высокий белый мужчина, невероятно чисто выбритый. От воротничка к его левому уху тянулся проводок в пластиковой изоляции. Стоявший рядом с ним был черный, широкоплечий. Возможно, когда-то играл в полузащите.
– Я – агент Мойерс, – сказал белый. – Это агент Грин. Мы из Секретной службы. Просим проехать с нами.
В том, что я видел, не было никакого смысла. И в его словах.
– Извините, – сказал я, – вы уверены, что не ошиблись домом?
Фрэн тихо подошла сзади и остановилась в коридоре, глядя круглыми глазами. Блютуз из уха она вынула. Из гостиной до нас добрался оркестровый проигрыш капитана Джека Воробья.
– Они говорят, это Дэниел, – сказала Фрэн. – По телевизору. Говорят, он стрелял.
Я взглянул на секретных агентов. Те бесстрастно смотрели на нас стальными глазами.
– Мистер Аллен, – повторил Мойерс, – вам следует проехать с нами.
Я чувствовал себя боксером, получившим апперкот от невидимого противника.
– Подождите, возьму пиджак, – сказал я.
И вернулся на кухню, шагая как под водой. Подумал о выпитом пиве, о поездке домой. Подумал об изгородях, газонах и о соседях, знакомых много лет. Как они теперь будут на меня смотреть. По телевизору показывали фото моего сына. В нашем мире такие скорости: не успеваешь опомниться, а все уже случилось. После выстрелов прошло меньше часа. Где они достали фотографию? Этой я не помнил: Дэниел стоял на широкой лужайке в свитере и джинсах. Щурился, глядя против солнца; поднял руку, заслоняясь от света. На вид лет восемнадцати. Может, снимали в колледже? Я вспомнил день, когда отвез его в Вассар – тощего мальчишку, уложившего все свое имущество в сундучок. Мальчика, который с четырнадцати лет отращивал усы, но обзавелся только несколькими кошачьими волосинками по краям губ.
«Что ты наделал?» – думал я. Но, спрашивая, не знал, обращаю вопрос к Дэниелу или к самому себе.