Кровью ущербной Луны,
В членах они изувечены,
Быть как отдельность должны.
Те,— как болезнью слоновою
Важно распучив живот,—
С алчностью смотрят суровою,
Мир это пища им в рог.
Те, развернув семипалые
Руки, по тысяче рук,
Зубы оскалили алые,—
Надо почтенья вокруг.
Те, разукрасившись блестками,—
Женская будет статья,—
Вместе с мужчинами — тезками
Славят восторг бытия.
Груди у них поразвешаны
Вроде как будто лозы,
Взоры глядящих утешены,
Даже до нежной слезы.
Дальше герои вельможные,
Палица в каждой руке,
Это — столпы придорожные,
Дамбы в великой реке.
Если без них, так разъедется
Влага в чрезмерный разлив,
Лоб здесь у каждого медится,
Каждый охранно красив.
Дальше — со лбом убегающим,
Это советники все,
Взором мерцают мигающим
В мудрой и хитрой красе.
Зная, что столь предпочтителен
Зад пред неверным крылом,
Их хоровод умилителен,
Каждый мешок здесь мешком.
Дальше — фигуры медвежие,
Храбрости бравый оплот,
Кровью помазаны, свежие,
Сильные, добрый народ.
Я освятил их заклятьями,
Кровью своей окропил,
Будьте здесь слитными братьями,
Связью устойных стропил.
Я освятил их напевами,
Кровью и птиц и зверей,
Будьте как юноши с девами,
В страсти любовной своей.
Я освятил их гаданьями,
Кровью ущербной Луны,
Будьте моими созданьями,
Будьте, хочу, вы должны.
Я прохожу в этом множестве,
Кровью я лики кроплю,
Царствуйте здесь в многобожестве,
Каждого я полюблю.
Будут вам жертвы багряные,
Алости снова и вновь,
Капли кроплю я румяные,
Чару влагаю я в кровь.
«Я из белой страны…»
Я из белой страны
— Кто сказал? Кто сказал?—
Я из белой страны,
Я из белой страны.
«Прежде, видя, как снежинки…»
Прежде, видя, как снежинки
В воздухе летают,
Говорил я: серебринки,
Говорил: с цветов пушинки,
Стаи феи летают.
И конечно. Ведь красивы.
Ишь как шелушатся.
Заплетаются в извивы,
И летят, как хлопья ивы,
Пухом вниз ложатся.
Да постои. Не так уж глуп я.
Знаю те алмазы.
Да, узнал. Не так уж туп я.
Это — кожа, это — струпья
Моровой Проказы.
Там на Севере, седая,
И еще на Юге,
Спит Проказа мировая,
И скребется, восставая,
На Полярном круге.
Позевает, поскребется,
Налущит лохмотий,
Глянет, плюнет и ругнется,
Туча на небе сберется,
Тут на повороте.
На углу ворот Полярных,
Ведьминому сказу
Послушал, в клубах парных
Накопила снов угарных,
Понесла заразу.
На зеленые поляны
Дунет, все повянет.
Заморозила туманы,
Бросит между трав изъяны,
Мертвый узел стянет.
И посыплет, и засеет,
С краю и до краю.
Цепенение навеет,
Заметелит, завладеет,
Брежу, засыпаю.
«В западне я у врага…»
В западне я у врага.
Где же быть мне? Здесь в юрте?
В этой душной тесноте?
Или выйти на снега?
Как выходят на луга?
Там теснее в пустоте,
В безграничности того,
Что едино и мертво.
Я вольнее между стен,
Где хоть тени перемен,
Где хоть это для меня:—
Тихий треск и скок Огня.
На равнине я мертвец
В безраничности гробниц,
Где начало есть конец
В одноцветном без границ
Там я в вольности — скелет,
Здесь я в тесности — живой.
Мной зажженный — дышит свет
В этой келье гробовой.
Только выйду, видно мне,
Что со мною никого.
Здесь же в жарком полусне
Оживает вещество.
Я подушку обниму,
Я с покрышкой говорю.
И шепчу я в полутьме
К неизвестному, ему.