В дверь легонько постучали, вытаскивая меня из собственных размышлений.
— Войдите,— я знал, кто это, узнавал Злату по шагам. Дверь приоткрылась, и в неё заглянула головка моей «лучшей подруги»,— Злата, проходи. Я тебя ждал.
— Рат, что- то случилось?— неторопливо проходя в кабинет и усаживаясь на своё уже привычное место. — Ты неважно выглядишь.
Мне не хотелось сидеть за столом, поэтому я тоже переместился на диван, и сел рядом с гостей.
— Ты знаешь, что это?— подняв руку перед её глазами, раскрыл ладонь. Из неё выпал амулет, повиснув на ремешке и крутясь прям перед носом девушки.
— Да, это брачный амулет,— рассматривая тот, подвинулась ближе.
— Да, ты права. Это наш с Велимирой брачный амулет, только вместе с кровью моей жены, в нем есть ещё и её прах. Камень видишь? — Злата кивнула и перевела взгляд на меня, — Сегодня он чуть было меня не убил!
Глава 29
— Что ты имеешь в виду, чуть не убил?
Я не стал объяснять, просто расстегнул пуговицы рубашки и отодвинул ворот. Злата, выпучив глаза, рассматривала красное пятно с остатками ожога на груди, попыталась даже дотронуться... Но из-за страха причинить боль отдернула руку.
— Это случалось ранее? — переведя взгляд на меня, спросила.
— За тридцать лет ни разу, — принявшись за пуговицы, задвигал пальцами я.
— Рат, почему ты носишь амулет до сих пор? Ведь прошло столько времени. Не пора ли смириться?
— Смириться — значит, отпустить. Этого я сделать не могу, и не смогу ещё долгое время.
Злата лишь вздохнула. Она жалела меня.
— Что-то странное ещё происходило?
— Уже под утро мне приснился сон, — задумался,— даже не сон, воспоминание. День похорон Велимиры. Такой чёткий, явный. Будто я и не спал вовсе, а перенёсся в в прошлое. Всё прекрасно помню, даже боль в груди до сих пор и как щиплет глаза, — поправил ворот с единственной незастегнутой пуговицей, продолжил, — и проснулся от жжения, которое стало уже нестерпимым. Сорвав амулет, ещё долго лежал и приходил в себя.
Девушка откинулась назад, поглаживая животик, и задумалась.
— Есть соображения, что это все значит? — как бы осторожно подбирая слова, задала вопрос.
— Иногда мне кажется, что я довёл себя до точки и просто схожу с ума. Не смог убить себя физически, так лишусь рассудка!— я начинал нервничать, поэтому встал и принял свою любимую позу: стоя у окна, рассматривал заснеженный лес.
Мне всегда тяжело давались разговоры на тему моей жены и меня. Я считал и считаю, что никто из хортов не сможет понять меня до тех пор, пока не потеряет истинную пару и не испытает всю эту боль на себе. Часто я даже вёл себя агрессивно, когда кто-то пытался дать совет. Пустой разговор!
На Злату я злиться не мог только потому, что чувствовал какую-то эмоциональную связь... Даже с отцом или с братьями у меня такого не было. Она меня понимала. Искренне. За что я был ей безмерно благодарен.
— Мне кажется, что Велимира хочет мне что- то сказать,— прервал молчание я, — но пока не понимаю, что именно,— все так же стоя у окна и даже не повернувшись, ответил.
— Она была девственна до проведения обряда? — опять эта осторожность в словах.
— Да, я уверен. Я чувствовал и видел кровь после..., — мне вдруг стало неловко обсуждать такие интимные подробности с девушкой, — это абсолютно точно. Ты хочешь знать причину её смерти?
— Да, я хочу понять... — Злата не успела договорить, я снова её прервал.
— Злата, неужели ты считаешь, что я не думал об этом?! — не в силах оставаться на месте, я принялся ходить по кабинету, размахивая руками, — каждый чёртов день этой долбаной жизни я размышляю об этом и понять не могу. Она не должна была умереть, не должна!
Девушка при этом моем выпаде даже бровью не повела. Она не боялась. И это мне в ней нравилось.
— Откуда ты можешь знать, должна или не должна?! Случилось то, что случилось, но этому должно быть объяснение, — лишь скрестила руки на груди.
— Должно, — разведя руки, остановился напротив, — но я этого объяснения не нахожу!
— Рат, — пауза, будто она решает, задать вопрос или нет.
— Ну, говори уже. Чувствую ведь...
Злата задумалась.
— Что, если Велимира не была твоей истинной?
Это предположение сбило с ног. Такой мысли я не допускал никогда.
— Это исключёно. Для меня она была истинной, абсолютно точно. Я чувствовал. Я знаю.
— А ты для неё? Ты уверен, что у неё не было других причин для свадьбы с тобой? Деньги и власть, например... — девушка не утверждала, она прощупывала, пыталась понять.
— Проверял, она меня любила. Я бы понял, будь так, как ты говоришь. Дело не в этом.
— Знаешь, однажды подобный разговор я уже слышала. Тогда я разговаривала с Богданом. Дедушка рассказывал мне о том, почему он выбрал короткую, счастливую человеческую жизнь с бабушкой вместо долгой, но несчастной жизни хорта. Почему бы не совместить приятное с полезным, правда? — мне ничего не оставалось, кроме как пожать плечами. Я не понимал, к чему она клонит, — Можно же было жениться на бабушке, сделать её своей истинной, и жить долго и счастливо. Но Богдан этого не сделал. Более того, он отказался от сущности и обманул любимую, — грустно улыбнувшись, Злата рассматривала свои руки. — Я тогда ему ответила: «Дедушка, зачем нужно было всё так усложнять? Побег, скитания, тайны». Я искренне удивлялась, и в мою голову даже приходила мысль, что, может быть, дедушка не так умен, как я всегда считала? — Она вздохнула и, будто специально, выдержала паузу. — Ответ оказался прост, даже слишком. После него я зауважала Богдана ещё больше, нежели раньше.