До нас долетел упоительный запах поспевшей каши, в желудке заквакали лягушки, и не только у меня одного.
— Кажется, мы заслужили небольшой кутеж! — весело молвил Профессор.
— Кутеж в виде подгоревшей каши? Да вы, Профессор, оригинал! — не удержался от подколки Рерберг. — Ах, где вы, паштеты из гусиной печенки и заливные из чухонской лососины⁈
— Вы нуждаетесь, молодой человек, в правильной диэте для укрепления духа и дабы избежать тучности!
— Тучность мне не грозит, — взвился прапорщик.
— Федор Исидорович! — прервал я их пикировку. — Сегодня мы расстаемся, как вчера договорились. Я с большей частью отряда выдвинусь вперед. Вы будете следить за нашим маршрутом по оставшимся после нас ретраншементам. Урядник Зачетов за вами присмотрит, но бога ради, не задерживайте ваш караван. Не больше часа каждое утро на ваши вычисления.
Волков тяжко вздохнул:
— Я дам вам компас, чтобы соблюсти точность.
Он кивнул на тяжелую коробку — творение мастерской математических и физических инструментов при Морском Шляхетском кадетском корпусе. Пришел мой черед вздыхать: я уже успел убедиться в его несовершенстве — у двух компасов, имевшихся в распоряжении Волкова, разность составляла 4°. Вот такая у нас будет навигация! Вся надежда на проводника, которым я разжился в родном 4-м Донском. Да только беда в том, что этот сын шакала умудрится от нас сбежать на третьей ночевке в Кайсацкой степи.
Следующие несколько дней превратились в монотонное, выматывающее движение сквозь бесконечную степь и вечернюю ломоту, до кровавых волдырей на ладонях, с устройством лагеря. Небо, одинаково огромное и равнодушное над головой, меняло цвет от бледно-голубого до лилового, земля под ногами оставалась неизменно плоской и однообразной. Мы ходко двигались на рысях, останавливаясь порой минут на пять, чтобы дать роздых разгорячившимся лошадям и подтянуть подпруги. В день проходили верст 70–80. Вокруг нас широкая равнина, где редкие, еще не набравшие силу стебли травы робко пробивались сквозь прошлогодний сухостой. Ветер — вечный обитатель этих просторов — то ласково обдувал лица, то срывался в яростные порывы, швыряя в глаза пыль и заставляя устало пригибаться. Солнце с каждым днем становилось злее, иссушая землю и обостряя предчувствие будущих трудностей.
Степь казалась абсолютно безлюдной — ни кочевий, на табунов, ни пасущегося скота. Но я чувствовал, что за нами наблюдают. Вести разносятся по степи быстрее птиц, от стойбища к стойбищу или, как тут привыкли говорить, от аула к аулу. Где-нибудь в неприметной впадине мог скрываться наблюдатель, уложивший на землю своего скакуна. Стоит нам проехать мимо и скрыться вдали, он поднимет коня, вскочит на него и понесется с докладом к своему султану. Или затаившийся отряд барантщиков присмотрится к нашей силе и отступит — постоянные вылазки угонщиков скота, как ни странно, обычно проходили бескровно. Своего рода степная жестокая игра, в которой побеждал тот, у кого резвее конь, а не крепче рука или острее сабля. Обо всех этих подробностях я вызнал у яицких казаков на форпосте. Кто-кто, а они с повадками степных хищников были хорошо знакомы. Самый страшный враг, по их уверению, это отряды людоловов, которых науськивали хивинцы. Дух этого разбойничьего государства витал за тысячу километров от их оазисов и городов на берегах Аму-Дарьи. Меня не оставляла тревога за все более отстающий от нас верблюжий поезд. И за запасы воды, которой все меньше и меньше. Успеем ли мы добраться до Ембы, когда выпьем последний глоток?
На четвертый день пути, уже под вечер, когда солнце клонилось к западу, окрашивая небо в кровавые тона, а длинные тени ползли по земле, когда уже пришло время останавливаться и браться за лопаты, чтобы подготовить очередной лагерь, передовые дозорные подали сигнал. Тонкий свист, повторенный вдоль строя, означал «Вижу».
Я двинул вперед. Сквозь дрожащий от зноя воздух, на горизонте показалась легкая дымка. Небольшая, почти незаметная, но в безлюдной степи даже такой знак привлекал внимание.
— Дым, господин квартирмист! — доложил урядник, подъехавший ко мне.
— Заметил. Рассыпаться в цепь, тихо. Лошадей укрыть. Ружья зарядить. Ждите моего сигнала. Козин, с тобой вперед проедем, и десяток стрелков. Муса, и ты со мной.
Мы оставили основную часть отряда в небольшой лощине, где можно было укрыться от посторонних глаз, и двинулись вперед осторожно, держа дистанцию. Ветер дул в нашу сторону, что было на руку — наш запах и шум лошадей не доносились до источника дыма. Ехали шагом, внимательно осматриваясь по сторонам.