Правда, я заметил, что самый большой интерес у степняков вызвал мой ученик, а не его учитель. «Пахлаван, пахлаван Махмуд, святой пир!» Кого они имели в виду? Спросил у Есентимира, и он мне поведал интересное. Оказывается, в Хиве царил культ Пахлавана Махмуда, борца-гиганта, выходившего победителем из всех схваток в Средней Азии, Афганистане и даже в Индии. Живший во времена монгольских завоеваний, он отправился к делийскому султану, чтобы освободить проданных в рабство хорезмийцев.
— Когда он победил на состязании борцов, попросил в качестве награды у повелителя Дели отдать ему столько людей, сколько поместится на большом куске кожи. Тот согласился. Тогда Махмуд разрезал эту кожу на тысячи полосок, роздал их своим соотечественникам и вывел их из неволи. А потом начал писать стихи-рубай… не знаю, как перевести, это такие четверостишия, и стал одним из столпов суфийского течения «Жавонмардлик», что переводится, как «Отвага молодости».
— Борец, силач, поэт и философ? — усомнился я.
— Да, да! Верь мне! Его считают покровителем Хивы, в его честь названы восточные ворота в цитадель, а слава о нем живет и по ту сторону Гиндукуша. Своими ушами слышал.
Ого, как интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! Наш проводник бывал в Индии? Полезный товарищ, а мне новый знак-напоминание о сожженном письме. Нужно с этим киргизом сойтись поближе. Например, через Кузьму, раз он так впечатлил Есентимира.
Я посмотрел на толпу, обступившую Назарова. Низкорослые степняки трогали его руками, восхищенно цокая языками. Они напоминая фанатов, нежданно-негаданно встретивших Рональдо, их восторг был неподдельным.
«Как бы не украли моего ученика», — усмехнулся я, даже не подозревая, насколько близок оказался к истине.
Глава 8
Чинки! Так назвались высокие обрывы, ограждающие со всех сторон плато Усть-Юрт, подобно крепостным стенам.
Мы добрались до них, в очередной раз разделив отряд у Ембы. Волков с Рербергом, продолжавшие свою съемку, гребенцы и увеличившийся обоз опять догоняли, двигаясь под охраной двух сотен киргизов под командованием мынбасы Джумальгедина. На такой сильный караван, как уверил меня тысячник султана Букея, никто не рискнет нападать.
У стремительно мелеющей речки Чеган мой отряд поднялись на плато и, немного углубившись, проехал в сторону Арала, не помышляя о спуске к нему. Чинки со стороны моря выглядели как система террас-ступенек. Когда мы немного освоились и продвинулись вглубь пустыни, моим глазам предстал уходящий за горизонт марсианский пейзаж — какое-то невообразимое награждение, чем-то напоминавшее разбитую вдрызг весеннюю грунтовку Черноземья, внезапно схваченную морозом. Глинисто-каменистые бугры, скальные выступы, изуродованные ветром, бездонные узкие провалы и неглубокие расщелины сочетались с абсолютно ровными как стекло участками, будто из-под катка — никакой растительности, только голый камень или известковая пыль. И вдобавок лютый холод, который, как мне объяснил проводник, мог смениться жарой, пронзительным ветром. Неужели здесь можно выжить, пройти десяткам тысяч людей, лошадей и верблюдов?
Вскоре мы обнаружили, что через каждый 20–30 верст есть крутые, очень неудобные спуски на среднюю террасу чинка или ниже, к самому подножию плато — там можно встретить озера и родники, пояснил мне Есентимир. Вдоль моря простирались песчаные пляжи, но насколько они проходимы? Нет ли там зыбучих песков? Вряд ли прибрежные источники воды смогут напоить все войско. Нужны дополнительные колодцы, а стало быть, придется на протяжении всего плато постоянно углубляться в каменную пустыню. И вот тут роль Волкова вырастет в разы, без этой ученой головы нам никак не справиться в этом лабиринте.