* * *
На рассвете, едва на востоке забрезжила светлая полоска, на горизонте показались очертания поселения — белые и серые войлочные кибитки, хаотично разбросанные кучками по склонам широкой балки в отрогах Усть-Юрта. Немногочисленные кони дремали возле юрт, но за жилищами в глубине ущелья находились многочисленные табуны лошадей и разный скот, принадлежавший нескольким аулам адаевцев. Джеменеевцы, самое свирепое, самое отмороженное племя, охраняли стада рода, имея с этого свой верный процент. Вокруг царила тишина, лишь изредка слышен был лай собак, почуявших приближение нашего отряда.
Мы выбрали рассвет, как наиболее подходящее время. Аул спал, лишь старики-киргизы вылезали из юламеек с кунганами в руках. Эти кувшины для омовения подсказали нам, что старики спешили совершить утренний намаз.
Я приказывал отряду развернуться в боевую цепь, и ее тонкая линия мгновенно окружила стоянку. План был прост: даем несколько слаженных залпов, вспрыгиваем на коней и стремительной лавой врываемся в аул, никого не щадя.
— Огонь!
По взмаху моей руки урядники продублировали приказ. Громыхнуло. Пули полетели в аул, прошивая кибитки насквозь. Дико заржали кони в ауле и в глубине ущелья, старики закричали, многие из них простились с жизнью. В разбойничье гнездо, столетиями наводившее ужас на ембинские степи и северо-восточное побережье Каспия, пришло Возмездие.
Внезапность нападения ошеломила джеменеевцев. Они, заспанные, растерянные, но с оружием в руках выбегали из юрт и не верили своим глазам.
— Урус, урус! — понеслись по стойбищу дикие крики.
Им вторили женские вопли, визг и громкий плач детей, блеяние овец и стоны раненых.
Новый залп. Валятся на землю батыры.
— По коням! — командую я и сам прыгаю в седло.
В руке уже привычная мне тяжелая кривая шашка, пистолеты в кобурах заряжены. Мечтаю только об одном — встретить Джумальгедина, если он здесь, снести ему башку и забрать себе его золотого аргамака.
Казаки разворачиваются в лаву. Пики нацелены вперед, кони срываются с места. Громкое «Сарынь!» несется над степью, влетает в ущелье, и эхо вторит ему «рынь, рынь, рынь» — как похоронный плач над хищниками, посмевшими покуситься на нашего товарища, отнять доверенные нам деньги. Да только одного, что какая-то гнида решила на казака руку поднять, уже достаточно, чтобы втоптать ее в пыль.
Беспорядочная перестрелка вспыхивает по всему аулу. Ржут кони, звенит сталь, трещат пики, отбитые твердой рукой, свистят стрелы и дротики. Киргизы вооружены чем попало — длинными тонкими копьями, кривыми саблями, чеканами, допотопными ружьями и пистолетами с колесцовыми или фитильными замками, но главным образом толстой нагайкой-камчой, являющейся страшным оружием в умелых руках на открытом пространстве. В борьбе участвуют все обитатели стоянки — и стар, и млад высыпали на защиту своих жилищ. Они громко вопят:
— Ур! Ур!
Однако эта упорная борьба длится недолго. Дружный натиск казаков опрокидывает наскоро собранный заслон. Донцы и гребенцы уже скачут между кибиток, сражение распадается на множество одиночных схваток. Положение обороняющихся становится отчаянным: их поражают пулями, колют пиками, рубят шашками, забрасывают дротиками и топчут лошадьми. Тех, кто просит пощады, заталкивают обратно в кибитки, чтобы не путались под ногами — только женщин, детей и совсем дряхлых стариков. Остальным нет пощады. Лишь немногим удальцам удается вскочить на неоседланных лошадей и попытаться прорваться и бежать. Им вслед звучат выстрелы, они падают с коней, дно балки быстро заполняется ранеными и убитыми.
Мы рвемся дальше — к табунам, куда убежало немало воинов. Новая скоротечная жаркая схватка, в которой гибнут те, кому все же удалось пробиться. Трупы джеменеевцев беспорядочно лежат на тропинках и у стреноженных лошадей. Одиночный кони мечутся повсюду, некоторые возвращаются неспешной трусцой к привычному стойлу, туда, где сломанными куклами валяются на земле их хозяева.
Несколько десятков степных воинов–батыров, видимо, лучшая часть отряда, не дрогнули перед лавой. Сбившись в плотную группу, они встретили наш удар, защищаясь с отчаянием обреченных. Здесь уже не было беспорядочной пальбы, лишь хрипы, лязг стали и тяжелые удары. Пики ломались о крепкие щиты, застревали в халатах, шашки звенели, скрещиваясь с саблями и чеканами. Мои казаки работали слаженно, как учили — двое отвлекают, третий рубит или колет. Но степняки были искусны и яростны.