Салтыков кивнул, подтверждая, будто это не он, а кто-то другой, кто разворовал или отвечал за воровство из военного бюджета. Его взгляд, казалось, уходил куда-то вдаль, за пределы этого кабинета, охватывая бескрайние просторы империи, где подобные «несоответствия» могли быть нормой.
— Кроме того, имеются факты… прямого хищения, Ваше Величество, — продолжил Салтыков. — Из полковых касс, из средств, выделенных на рекрутский набор в дальних губерниях, из казны на обмундирование казачьих частей, отправленных в поход… Доходит до смешного — в одном полку на южной границе обнаружена недостача пороха на тысячу рублей, которая прикрывалась фиктивными накладными на подковы для лошадей. При этом самого пороха в полку едва хватит на две стычки.
Он закрыл папку. В кабинете наступила тишина, нарушаемая лишь легким потрескиванием дров в камине.
Александр выслушал доклад, не перебивая, лишь изредка кивая. Выражение его лица не изменилось — он не выглядел шокированным или возмущенным. Скорее, в его глазах читалась легкая печаль и… удивительная, почти циничная осведомленность.
— Да… — протянул он, наконец. — Боюсь, Сергей Кузьмич, вам предстоит много работы на новом поприще. Сразу хочу сказать — не питайте иллюзий. В России… в России всегда воровали.
Он подошел к окну, глядя на заснеженные крыши дворца, на весенние «проплешины» кровли.
— Мой отец, покойный Император… он пытался бороться с этим. Слишком… рьяно, быть может. Слишком прямолинейно, по-прусски, — в голосе Александра прозвучала легкая горечь, но он тут же взял себя в руки. — Но упразднение Коллегий и создание Министерства — это первый шаг к большей прозрачности, к более строгому контролю. Новые люди… даст Бог, наведут порядок.
Он повернулся к ним, снова улыбаясь, на этот раз мягче.
— Я знаю, что вам, Николай Иванович, нелегко докладывать о таких вещах, подводя итог долгих лет службы. Но вы поступаете честно, и я это ценю. Не виню вас ни в чем. Это наше государственное устройство, князь. Сергей Кузьмич… — Александр перевел взгляд на Вязмитинова. — На вас ложится большая ответственность. Не пытайтесь искоренить все сразу. Начните с самых очевидных злоупотреблений. Приведите в порядок финансы. Установите жесткие правила расходования средств. Но будьте… разумны. Не создавайте панику. Не рубите с плеча.
Вязмитинов выпрямился.
— Я понимаю, Ваше Императорское Величество. Сделаю все, что в моих силах. Будем искоренять мздоимство постепенно.
— Именно так, — кивнул Александр. — Что ж, доклад о передаче дел я считаю принятым. Я подпишу необходимые бумаги в ближайшие дни. Можете быть свободны.
Салтыков и Вязмитинов приготовились к выходу, но старый князь вдруг снова открыл папку, словно вспомнив что-то очень важное, что он чуть было не упустил в череде официальных докладов.
— Ваше Императорское Величество… есть еще один небольшой вопрос. Но касающийся дел государственных, — тон Салтыкова стал чуть более напряженным.
Александр повернулся к чиновникам.
— Слушаю вас, князь.
— Речь идет о казацком корпусе генерал-лейтенанта Орлова, отправленном в Индийский поход вашим отцом…
— Я что-то такое припоминаю, — задумчиво произнес Александр. — В горячке мартовских ид, английский посол был очень настойчив… Нам удалось сделать то, о чем он попросил?
Салтыков замялся.
— По вашему приказу были посланы курьеры с предписаниями развернуть войска. Они должны были прибыть к Орлову самое позднее неделю назад, — голос Салтыкова обрел тревожные нотки. — Однако… от них нет никаких вестей, Ваше Императорское Величество. Все сроки вышли, а их нет. И вестей от самого Орлова тоже нет. Ни единой депеши с тех пор, как корпус миновал Саратов и переправился через Волгу.
Салтыков смотрел на Александра, и впервые за весь доклад в его глазах промелькнуло нечто, похожее на беспокойство. Вязмитинов, стоявший рядом, тоже напрягся. Недостача и воровство — это одно, привычное и ожидаемое зло. А пропажа государственных курьеров с важнейшим приказом, пропажа самого двадцатитысячного войска, ушедшего неведомо куда в степь — совсем другое.
Александр слушал, его лицо снова стало серьезным — ровно настолько, насколько может быть серьезным лицо кающегося отцеубийцы. Чтобы он не забывал об этой роли, его maman держал в своей спальне окровавленный мундир Павла. И каждое утро Александр заходил к ней, чтобы пожелать доброго утра. Это… скажем так, отвлекало от государственных забот.