«Не мы первые совершаем такой безумный поход, — думалось мне на обратном марше, — но эти безвестные воины явно не предки хивинцев».
Я вспомнил, как на совещании у Платова полковник Дюжа как припечатал:
— Доспех хивинца — его быстрый аргамак, его стены — непроходимая, как он считает, пустыня. Весь его род занятий сводится к одному — к грабежу и хищничеству. На этом построена вся их тактика, подобрано оружие. Быстрый наскок, и сразу отступление. Ружей мало, да и теми лишь со стен пулять. Луки? Давно утеряно искусство добрые луки создавать. Стреляют они на треть привычной нам дистанции. Сабли хороши, хорасанская работа, применяют и доспех — панцирь и шишак. Копья тонкие, навроде камышовых, в полторы сажени. Пушки только приучаются лить, наших пленных заставляют. Однако же толпищами своими они запугали соседей, киргизов нередко разграбляют, на персиян ходят в набеги, но Бухары боятся. Хивинские узбеки менее искусны, как воины, самые отважные — это туркменские племена. Они кочуют вдоль Аму-Дарьи и часто между собой враждуют, самого хана в грош не ставят и считают себя в ханстве чуть ли не почетными гостями. В городах живут сарты — воевать не хотят, живут хитростью и обманом в торговле. Рабов много, обращаются с ними как со скотом…
Вывод из доклада Дюжа был простой: хивинцы — нам не противник, главное — плато пересечь и живыми остаться.
— Богатыршин! Пустых бурдюков много?
— Хватает, Вашбродь!
— Давайте к последнему источнику, в котором была неплохая вода. Наберем про запас — не себе, а для полка Белого. Чует мое сердце, трудно казачкам придется с непривычки!
Полк Белого, пустыня Усть-Юрта, 21 апреля 1801 г.
Корпус Платова готовился к подъему на Усть-Юрт. Запасали воду в бурдюках, на верблюдов, отнятых у киргизов, вешали по 15–20 пудов, а на тех, что пришли из оренбургских степей, хорошо если 2–3 пуда — на них уже смотрели как на мясо. Первый эшелон из 4-го Донского Астахова, Атаманского и Мироновского полков, как те, кто первым доберется до воды, двигаясь по аральскому коридору, и меньше всех пострадает от жажды, взяли с собой продовольствия на месяц, с расчетом поделиться со вторым эшелоном. Овса везли на восемь дней — именно за столько рассчитывали добраться до камышей у Урги. Часть продовольствия и других грузов вывезли вперед, не дожидаясь, пока корпус тронется с места, и оставили под прикрытием казацкой сотни у неплохого колодца с отличным дебетом воды. Памятуя о предупреждениях разведки, все прихватили с собой для ночевок бурки и шинели, несмотря на жару, с коей столкнулись еще на подъеме на плато. С перегревом у людей решили бороться купаниями в море, если спуски с чинков позволят выйти на пляж.
— У нас освежиться не выйдет, выпала нам дорога самая трудная, через пустынь, — честно признался полковник Белый, инструктируя своих сотников. — Ну да ничо! Мы усть-бузулуцкие, нас Усть-Юртом не напугать, мы прорвемся!
Выступили с развернутыми знаменами и песенниками впереди строя — до второй стоянки. После третьей, у первого водоема в виде ямы с застойной водой, песни смолкали сами собой, а знамена убрали в чехлы. На следующих привалах сотники воодушевляли подчиненных, напоминая им слова из приказа Платова: «Мы идем за святое дело — выручать из неволи неверных наших братий, а Христос сказал: нет выше любви к ближнему, как положить за него душу свою». Казаки слушали внимательно, хотя уже начали страдать. С трудом заставили себя попробовать горько-соленую воду, кого-то вырвало, и все поголовно начали маяться животом. Пугало и то, что на первом, самом легком дневном переходе, потеряли трех верблюдов, а несколько лошадей сломали ноги, провалившись в раскопанные землеройными тварями туннели и норы. Пришлось оставить часть провизии — крупу и соль, пригодится второму эшелону.
Вечером стало полегче — не так пекло, и местность для движения выпала самая подходящая, прошли верст десять совершенно незаметно. Когда стемнело, верблюды стали отказываться двигаться дальше, просто ложились, и никто их не мог сдвинуть с места. Разъезд из бокового охранения доложил, что заметили в стороне, в верстах 15-ти, лужу, из которой можно набрать дурной воды на две сотни. Белый приказал напоить из нее заводных лошадей.
На ночевке у колодца, найденного разведкой Черехова, людям раздали воду. Ее показалось так мало, что жажду утолить не вышло. Казакам не спалось, слышались стенания и печальные разговоры.