— Вы драгун, офицер? — спросил я, наклоняясь к самому лицу несчастного мужчины.
Он захрипел, вытолкнул с трудом слова:
— Вас ввел в заблуждение мой мундир. Я императорский фельдъегерь… Приказ… Везу походному атаману Орлову важное письмо…
— Как же вас занесло так далеко к югу?
— Думал вы уже у Калмыковской… От Царицына по степи на восток… Искал…
Он говорил все хуже и хуже. Тонкая струйка крови потекла из края рта.
— Доставить… Сумка на груди… Атама…
Глаза его закатились. Через несколько мгновений он уже не дышал. За неимением зеркальца, поднес плашмя шашку к самому его рту. Дыхания не было.
Я подцепил лезвием ремень сумки. Он натянулся, но остро заточенная шашка легко справилась с яловой кожей. Сумка у меня в руках. Оттер ее от крови о землю, раскрыл.
Внутри плотный пакет, залитый кровью. Бумага слегка размягчилась, большая сургучная печать с выдавленным на ней двуглавым орлом с опущенными крыльями отклеилась. Чтобы спасти важный документ, вскрыл конверт и вытащил из него плотный свернутый дважды лист бумаги. Развернул. Глаза впились в текст, выхватывая отдельные фразы:
«Судьбам Вышнего угодно было поразить Россию роковым ударом… ЕИВ Павел I скоропостижно скончался… восшествие на престол нового императора, реченого Александром Первым… достигнем вознести Россию на верх славы… привести к присяге… Поход срочно прекратить… одарить казаков родительскими домами… хранить все в строжайшей тайне…».
Я в полном обалдении смотрел на лист бумаги, дрожащий в моей руке. «Судьбам Вышнего угодно было» не поразить Россию роковым ударом — ничего божественного в ударе золотой табакеркой в висок Павла I я не усматривал. Этим судьбам было угодно вложить мне в руки судьбу индийского похода — безбожной авантюры или, в случае успеха, достижения, способного перевернуть ход мировой истории!
Оглянулся, как вор, чтобы убедиться, что свидетели отсутствуют. Кругом только мертвые. Вдали рассмотрел возвращавшихся казаков, гнавших небольшой табун захваченных лошадей. Моя рука, будто сама по себе, словно подчиняясь неведомой воле — то ли древней, казачьей, то ли моей, из двадцать первого века — не дрогнув, отправила письмо за ворот нательной рубахи.
Я быстро разрыл шашкой ямку в земле. Бросил туда сумку и прикопал.
Глава 2
Для казака война не смертоубийство, а в первую голову доходный промысел. Потому я был совсем не удивлен, когда возвратившиеся назад после преследования станичники не хвалились геройством и удачной погоней, а горевали:
— Эх, сходили за зипунами, а воротились с драными халатами, — жаловались мне по очереди.
А глаза у всех такие честные-честные, особенно у одного, который, к моему удивлению, был вылитым татарином, хоть и носил синий чекмень. Будто я не видел, что привели с собой немало коней, и на них было что понавешено. И в карманах, поди, кое-что можно сыскать. Да и вокруг добра немало валялось.
Что делать с казенными лошадьми, оружием и формой? Откуда ж мне знать?
— Уважение к мертвым проявите! Девять русских служилых людей головы сложили. Проводим по-людски.
— Как ни проводить? Конечно, проводим по-походному. Отпеть некому, так хоть сами молитву прочтем, — потупили глаза казаки, избавляясь от боевого азарта.
— Кто на них наскочил, как себе меркуете?
— Да кто его в степи разберет? Азиатцы, все они на одно лицо. Может, калмыки балуют, или киргизы из Младшего Жуза, хотя они вроде нашу руку держат, а то и вовсе туркмены аль хивинцы могли так глубоко забраться. Отощали после зимы, — посыпались разные предположения.
— Ладно! Кто бы они ни были, все одно уже трупы. Добычу — на общий кош, — сказал всем, сурово сдвинув брови. — Драгунов раздевайте до исподнего и хороните, лошадей их и все армейское сдадим полковнику.
Казаки заворчали, но подчинились. Кто-то громко крякнул: «эх, пропали сапожки, бедны мои ножки». Видать, положил глаз на драгунские сапоги.
— Вашбродь, — подкатил ко мне с предложением тот самый щуплый кривоногий татарин, на которого я обратил внимание. — А давайте на лучшего казенного коня сбрую от киргизов навесим и себе заберем.
Многие, расслышав, начали подначивать:
— Ты, Муса, как привык лошадей у немирных воровать, все не успокоишься.
— Шалишь, брат, клеймо не скроешь.
— Где это видано, чтоб у азиатцев рысак задоньской породы объявился? Как глаза не жмурь, все одно видать!
— А ну отставить разговорчики! — прикрикнул я, заставив всех подобраться. — Нам тут зимовать не с руки, полковник нас ждать не будет. Быстро за работу!