— Кликни мне урядника Козина.
Ветеран подъехал, Муса, сообразив, что рядом будет лишним, тактично отстал.
— Что-то хотели, вашбродь?
— Спасибо, старинушка, за шашку.
— То не мне, то всех братьев надобно благодарить.
— Скажи-ка мне, Никита, что за казак Муса?
— Татаровя наши — добрые казаки, службу несут справно. А Тахтаров… Мутный он, как водица из бочага весеннего. Служил на Кавказской линии, так бают, имел дела с мирными ногаями и шастал с ними за Кубань лошадей у черкесов воровать.
— Конокрад? — расстроился я.
— Неее… — протянул Козин. — Молодечество в нем играло, все доказать хотел, что лихой казак.
— Но и про копейку лишнюю не забывал, — рассмеялся я, а урядник меня поддержал и смешком, и словом.
— Какой же казак от дувана откажется?
Мы замолчали. Впереди уже показался наш лагерь, но секретов не видно — молодцы, караульные, хорошо маскируются на местности. Сердце предательски сжалось — момент встречи с полковником, а значит, и момент принятия решения все ближе и ближе.
Козин откашлялся и сказал:
— И вам, вашбродь, за табун наш поклон. Пока Волгу переходили, грязь саратовскую, непролазную месили да голодали, коней-то теряли. Не все братишечки ноне одвуконь.
— На Волге, когда форсировали, много у вас коней потопло?
— Проскочили! Всех вывели к колонии Екатериненштадт. Потери позже пошли, когда в грязи по колено застряли. Нам-то, сказывают, повезло, а вот отряду генерал-майора Денисова досталось. Они же в последнем эшелоне шли. В смятении и ужасе казаки пребывали — река-то вскрываться уже начала. Да Бог миловал, перешли, ни людей, ни коней до смерти не утопив. Адриан Карпович — справный командир, я с ним Италию прошел.
Эх, жизнь казачья, жизнь походная — эка помотало по свету урядника. Наверняка, и Альпы с Суворовым переходил! Теперь новая напасть, да еще какая! Я, немного в прошлой жизни почитав про Индийский поход, никак не мог взять в толк, зачем атаман Орлов потащил на север к Саратову свою, разбитую на четыре отряда-корпуса экспедицию и так рвался к устью Большого Иргиза, а не двинул казаков напрямки через Царицын или Астрахань. Заблудился что ль? Выходил на прямую линию на Оренбург? В самое месиво людей завел, в такие весенние топи, что артиллерию пришлось на руках тащить и терять драгоценное время. Людей поморил, лошадей потерял немало. Будто специально хотел сорвать поход. Нет ответа, не нашли его историки. Так все завертелось со смертью императора Павла, что все концы в воду.
— А наш полковник, он какой командир, по-твоему?
— Емельян Никитич? О, весь в отца пошел, такой же герой. У батьки евонова за Измаил золотое оружие, а у сына, значица, Егорий за Италию.
Это удачно вышло! Ненароком выяснил, как полковника зовут. Еще бы фамилию узнать, но ведь в лоб не спросишь.
— Ты пошто, господин хорунжий, за Мусу антиресовался?
— Приглядываюсь. Командуй людьми, урядник, я к полковнику!
При ярком дневном свете я с огромным удивлением понял, что полковник не так стар, как мне показалось. Да, седина припорошила его усы, в глазах поселилась мудрость, а лицо прорезали морщины и жесткие складки — не от прожитых лет, а от суровой многолетней походной жизни, от яростных боев, в которых гибли побратимы. Я таких стариков в тридцать лет наведался на своих прошлых войнах. В штабах да в академиях их не встретишь, только в пограничных гарнизонах на самом опасном участке, в блиндажах, где сыпется песок от близких разрывов. Бывалый — вот какое слово сразу приходит на ум при взгляде на нашего командира. «С таким не пропадешь», — так говорят солдаты.
— Докладывайте, хорунжий!
Я, поколебавшись несколько секунд, четко доложил:
— В степи отряд неизвестных степняков напал на наших драгун. Спасти их не удалось, к моменту нашей атаки все погибли. Что они делали в степи, спросить было не у кого. Степняков мы отогнали, большей частью побили. Захвачена добыча. Коней отдал казакам. Есть много разного оружия дурного качества — с вашего разрешения, хотел бы продать в полковую казну, железо всегда пригодится. Деньги отдам казакам.
— Себя-то не забыл, — стоявший рядом сотник Нестреляев выразительно кивнул на бухарскую шашку, висевшую у меня на боку. На его лице с правильными чертами, но густо покрытым оспинами, отразилось то ли зависть, то ли недовольство.
— Что с боя взято, то свято! — твердо ответил я, не повернув в его сторону головы и продолжая смотреть исключительно на полковника.