Мне ставят под нос тарелку с пловом. Или как его называют местные, пилава. Желтый рис, кусочки баранины, что-то похожее на изюм или курагу. Пахнет вкусно. Пока одна кормит, другая разминает плечи сзади. Пальцы сильные, движения уверенные, явно не в первый раз массаж делают. Наверное, их этому тоже учили?
У меня в голове, словно мираж в пустыне, возникает картинка из старого фильма «Белое солнце пустыни» — «Ты теперь наш господин». «Будут ли танцы живота?» — мелькает следующая мысль. Не теряй голову, кваритирмист!
Я начинаю брать плов пальцами, есть, очищая голову от посторонних мыслей. Только сейчас почувствовал, как голоден! Плов не горячий, но и не холодный, вкусный, жирный, восстанавливает силы. Девушки смеются, шепчут что-то друг другу на ушко, их голоса тихие, ласковые, словно щебетание птиц. Не понимаю, о чем они говорят.
— Сегодня ночью ты будешь с Зарой, — вдруг говорит Марьяна, отстраняясь. — А со мной завтра.
Я чуть не поперхнулся пловом. Поднимаю на нее глаза. Усталость на секунду отступает, сменяясь полнейшим изумлением.
— Вы составили график? — спрашиваю, совершенно обескураженный.
Марьяна наклоняет голову, словно не понимая слова. Но это ее не смущает. Смысл понятен.
— Я не знаю, что такое график, — спокойно отвечает казачка, и я понимаю, что куда-то уплываю. — Но здесь, в захваченной Хиве, в городе, где царит одно насилие, девушки не могут быть одни и ничьи. У нас нет ни отца, ни брата, кто мог бы за нас постоять.
Она говорит очень серьезно, без всякой наивности, даже цинично.
— Нас возьмут себе полковники или жадные сотники — мы добыча. Нас все уже известно. Меня, может, и не тронут, я казачка, но Зару точно будут валять. Она персиянка, из Хорасана, здесь таких не жалеют.
Ее слова резанули по нервам. Я вспомнил, что творилось в кишлаках, как вели себя казаки. Не все, конечно, но многие. Приказ полковников не трогать мирное население, тем более женщин, мало кого останавливал в пылу грабежа. А уж если женщина считалась «добычей»…
— Лучше мы будем принадлежать тебе, чем каким-то старикам или тем, кто видит в женщине красивое животное, — продолжает Марьяна, глядя мне прямо в глаза. — Ты не думай, мы хоть и девушки, но всю любовную науку нам объяснили, показали на картинках. Мы знаем все, что нужно делать с мужчиной.
Рисинки встают у меня поперек горла, я начинаю кашлять. Они не хотят стариков… Но я и есть старик, хоть и в молодом теле. А она говорит о сексе так же просто и деловито, как о том, как заваривать чай или чистить оружие. Никакого притворства!
— И мы про тебя узнали у твоих людей, — добавляет Марьяна, нежно хлопая меня по спине. — Ты герой, взявший этот мерзкий город. Вот-вот сотник. Тебя все уважают. Ты сильный. Ты крепость.
Я чувствую, как краснеют мои щеки. Герой? Почти сотник? Глупости. Просто делал то, что должен. Но их слова… в их глазах я вижу не просто страха или расчета. В них есть какое-то доверие. Они выбрали меня. Добровольно. Как бы странно это ни звучало в данной ситуации.
У меня нет сил возражать. Нет сил даже думать обо всем этом. Мозг отказывается обрабатывать информацию. Только тело, кажется, подает какие-то сигналы, гормоны Петра Черехова способны победить любые доводы рассудка.
Я доедаю плов, пью зеленый чай. Зара подает влажное полотенце, чтобы я вытер руки. Марьяна быстро убирает тарелки. Встает, не говоря ни слова, и уходит из комнаты. Ее силуэт исчезает за занавешенной дверью, а в моих висках бьются секунды.
В комнате остаются только я и Зара. Свет ламп мягко падает на ее лицо, на ее темные глаза. Она сидит на подушках напротив меня, скрестив ноги, немного потупив взгляд. Кажется смущенной. Уже нет той раскованности, что была несколько минут назад.
Я откидываюсь на подушки, привалившись к стене, жду.
Зара, стесняясь, медленно поднимает руки и снимает жакет. Тонкая ткань соскальзывает с ее плеч. Под ним только тонкая рубашка или ее подобие из той же прозрачной ткани, что и шаровары. Крупная грудь с большими темными сосками выпадает из выреза. Она выглядит… потрясающе.
Ее взгляд снова встречается с моим. В нем больше нет смущения. Решимость. Она склоняется надо мной. Ее руки осторожно развязывают завязки на моих штанах. Легким движением стаскивает их вместе с портками. Я не двигаюсь, не сопротивляюсь. Тело мое, но как будто подчиняется чужой воле.
Зара поднимается. Быстро скидывает свои прозрачные шаровары. Под ними ничего нет, кроме темного треугольника кудрявых волос.
Мой взгляд скользит по ее телу. Она не идеальна, не фотомодель. Есть небольшая складки на животе, много веснушек. Но она… настоящая. Живая. Теплая. И в этот момент, после всего, что было, после смерти, пыли, жажды, страха… она кажется самой прекрасной, что я видел.