— Не стрелять! Свои! — громким шепотом предупредил невидимых охранников Зарубаев.
— Паша, ты? — раздался юный радостный голос.
— Я, Егор, я! И не один! Подмогу привел!
Дверь распахнулась, и в рассеянном свете, льющимся откуда-то сверху, возникла фигура в точно таком же красном халате, какой был на Зарубаеве. Пистолеты уже смотрели в пол.
— Старшего зови, парень, — негромко сказал я, подходя к нему вплотную и контролируя руки, чтобы случайно не пальнул.
Юноша отстранился, открывая мне проход, и жарко зашептал, обращаясь к моему проводнику, но не сводя с меня восторженных глаз.
— Паша, Григорич не может от двери отойти. Он с Юсуф-Агой-накибом переговоры ведет.
— Ого! — удивился Зарубаев. — Они бы еще хана прислали. Что предлагают?
— Последнее предложение — свобода и по тысячи золотых мискалей каждому! — в голосе парня прозвучала очевидная насмешка.
— Так, голубки, потом наворкуетесь, — прервал я урус-сардаров. — Быстро доложить обстановку!
Егор непонимающе захлопал глазами. Похоже, у него от радости мозги отключились.
— Веди к старшему! — приказал я, опасаясь, что с парнем каши не сваришь. — Муса, передай вниз, чтобы поднимались. Действуем по плану.
— А если… — усомнился мой денщик.
— Все в порядке! Нету у нас времени на дополнительные проверки. Пусть начинают выносить порох.
Мой план, как обезопасить себя от взрыва, был прост как куриное яйцо. Вынести весь порох, спустить его в подземный ход — и нечему будет взрываться. Только действовать нужно быстро.
Пороховой склад был устроен под бастионом Ак-Шейх-Бобо. Сверху его венчало нечто вроде двухэтажной голубятни без задней стенки — дозорная башня и ключевая точка обороны в месте примыкания к бастиону общегородской стены. До бастиона еще дело дойдет, как и до целей внутри крепости, а пока нам таскать и таскать тяжелые мешки и бочки, молясь всем богам, чтобы случайная искра не похоронила наш план вместе с его создателями.
Из порохового склада узкий коридор с несколькими поворотами вел в помещение, гордо именуемое пороховым заводом. На мой взгляд, примитивная мастерская — почти тьма, рассекаемая тонкими солнечными лучами из-под высокого потолка, допотопные прессы, жернова, вал, уходящий за стену, за которой его, вероятно, вращал несчастный верблюд, мешки с углем, лари с селитрой и серой, бочки с готовой продукцией. Среди разбросанных бронзовых инструментов и забытых кем-то деревянных башмаков лежали стонавшие урус-сардары, залитые кровью. Десяток крепких мужчин в красных халатах почти до пола, с саблями в руках, чалмах на головах и панической тревогой в глазах сгрудились у единственной массивной двери. Сурового вида мужик в годах, тот самый Иван Григорьевич, о котором поведал Павел, о чем-то вяло переговаривался с скрывающимся снаружи человеком.
Я приложил палец к губам, призывая краснохалатников к молчанию, и махнул рукой своим людям. Они принялись хватать все, что способно взорваться, и выносить в пороховой склад, чтобы потом спустить вниз. Там груз примут назначенные грузчиками казаки и потащат его от греха подальше туда, где брезжит солнечный свет и ждут напряженные офицеры-посыльные. По нашему сигналу, все придет в движение. Начнется имитация атаки внутренней крепости, а по стене цитадели, примыкающей к Куня-Арк, двинется всамделишная штурмовая группа с лестницами в руках. В садах к западу от ворот Ата-Дарваза уже прячутся те, кому придется подниматься по двое по десятиметровым приставным лестницам, когда падет бастион «белого шейха Бобо», или не знаю, как надо перевести название этой нелепой «голубятни».
Подошел к Ивану, у которого образовалась пауза, сунул ему ладонь. Он крепко пожал.
— Петр Василич, Черехов, сотник особого отряда охотников Донского казачьего войска. До чего с ханскими доболтались?
Григорич, от которого за версту разило старым служакой, как от колхозника самогоном, хмыкнул:
— Попросил вдобавок ко всему голову того, кто нас на смерть определил. Мне его с потрохами сдали прежние переговорщики.
— А сейчас с кем языками трешься?
— Так с ним, с Юсуф-Агой. Второй человек в ханстве, а сразу прибежал умолять, чтобы его из списка условий исключили. Тут так принято: и голову повинную требовать, и ею расплатиться. Аваз-инак даже задумываться не станет.
— Ох, и хитер ты, сардар!
— Сержант линейного батальона, гренадерской роты, Иван Ступин! — вдруг вытянулся во фрунт Григорич.
— Унтер, все потом! Скажи-ка ты этому накибу, что вы согласны и без его головы. Пусть золото в мешках ставят перед входом.