В Брюсселе, однако, Рисаль попадает в ту же ситуацию, что и в Лондоне. Он снимает две комнаты у семейства Якоби, где тоже две взрослые дочери — Мари и Сюзанна. Эта последняя («пти Сюзанн» — «маленькая Сюзанна», как она именует себя в письмах к Рисалю) занимает почетное место в любвеобильном сердце Рисаля. Друзья подтрунивают над ним: Марсело дель Пилар пишет ему, что Лондон он покинул по известной причине, из Парижа уехал по той же причине, и в Брюсселе наверняка найдется та же причина. Сюзанна, несомненно, неравнодушна к Рисалю, о чем свидетельствуют ее письма: «Пиши чаще. Я стаптываю туфли, бегая по нескольку раз в день к почтовому ящику… В мире не будет другого дома, где тебя бы любили больше, чем в Брюсселе, поэтому, милый шалун, возвращайся скорее!»
Но Рисаль не возвращается — он покидает дом Якоби столь же поспешно, как и дом Бекетов в Лондоне, и по той же причине. Предлог — ему необходимо быть в Мадриде для хлопот по делу Каламбы. Собственно, это, конечно, не предлог, потому что судьба родственников заботит его чрезвычайно, тем не менее все складывается кстати: нечего — смущать девушку несбыточными надеждами. Ведь его ждет — уже больше десяти лет! — Леонор Ривера. Во время пребывания на родине они не встретились, но она по-прежнему верна ему, и он верен ей по-своему.
По прибытии в Мадрид Рисаль, которого беспокоит излишняя задиристость филиппинцев, сам начинает с вызова. Он приезжает хлопотать по делу Каламбы, просматривает испанские газеты и в одной из них, «Ла Эпока», читает такие строки: «Не успел сеньор Хосе Рисаль приехать в Каламбу из Европы, как арендаторы отказались платить ренту — и прежде всего друзья и родственники Рисаля». Статья подписана «Десенганьос» — псевдоним Венсеслао Реганы. В этих строках, собственно, нет ничего нового: со времени возвращения Рисаля с Филиппин прошло уже два года, и в течение этого времени газеты не раз писали о его «подрывной деятельности». Но тут, по мнению Рисаля, затрагивается честь его семьи. Ретана дает живое описание последовавших событий: «Через двадцать четыре часа после появления этих строк в газете ко мне уже стучались секунданты Рисаля… Вызов удивил меня — ведь я не сообщил ничего нового. Один из секундантов счел нужным объяснить все откровенно и сказал: «Сеньор Рисаль не обращает внимания на нападки в свой адрес, но он не потерпит нападок в адрес своих родственников». Ретана без труда доказывает, что не он первый так отзывается о семье Рисаля. Вызов отменяется, и Ретана замечает: «Преданность Рисаля не знает пределов».
И это не единственный вызов. По случаю приезда своего вождя филиппинские эмигранты устраивают прием. Под влиянием винных паров Антонио Луна бросает не совсем почтительные слова о Нелли Бустед. Рисаль немедленно вызывает соратника — затронута честь женщины! Тут же оба находят секундантов, назначается время и место дуэли. Наутро проспавшийся Луна берет назад свои слова, и конфликт улаживается. Хуан Луна снова делает суровый выговор младшему брату и советует филиппинцам впредь выполнять просьбу самого Антонио — связывать его всякий раз, когда тот хватит лишнего.
Рисаль начинает хлопоты по делу Каламбы, но ему сразу же становится ясно, что оно проиграно, — как раз в это время стало известно, что Каламба сожжена. Это тяжелый удар для Рисаля. Но беда не приходит одна. Эта существующая на многих языках (в том числе и на тагальском) пословица оправдывается применительно к Рисалю самым печальным образом. На этот раз речь идет о Леонор Ривере.
Личная жизнь Рисаля отличается достаточным разнообразием. Но выносить оценки относительно его верности Леонор можно только на основании норм той культуры, к которой принадлежит сам Рисаль. Женщины занимают в его жизни немалое место. Уже после отъезда с Филиппин у него были серьезные увлечения, не говоря уже о временном браке в Японии. Однако с точки зрения филиппинских норм нравственности все это вполне допустимо, даже, пожалуй, необходимо для нормального мужчины. Никому из окружающих, да и ему самому и в голову не приходит, что эти увлечения наносят ущерб его отношениям с Леонор. Только когда дело доходит до «угрозы брака» (а это, напомним, случилось трижды: в Лондоне, в Брюсселе и в Париже), встает вопрос о верности Леонор, и Рисаль всегда решает его в ее пользу.
Но странно — со времени отъезда из Манилы он не получил от нее ни одного письма, хотя пишет ей регулярно, жалуется на молчание, умоляет черкнуть хоть слово. И вот ответ приходит — но какой ответ!
…Как-то раз вскоре после приезда в Мадрид Рисаль принимает у себя Галикано Ацасибле, друга детства, бывшего «мушкетера», неизменно хранящего верность своему «капитану де Тревилю». «Капитан» излагает план дальнейшей кампании борьбы, говорит о том, что существует единая филиппинская нация, а раз так, не пора ли отказаться от политики ассимиляционизма? Не пора ли задуматься над обретением полной независимости от испанцев? Что дадут представительство в кортесах, распространение на Филиппинах испанских законов? Ничего. Хуже того, это утяжелит цепи зависимости. Галикано все это внове, и он слушает своего «капитана», стараясь не пропустить ни слова. Открываются новые горизонты, ставятся новые задачи, будущее Филиппин предстает совсем в ином свете…
Монолог Пепе прерывает стук в дверь. «Письмо сеньору Рисалю», — возвещает хозяйка пансионата. Досадливо поморщившись, Пепе отворяет дверь, берет письмо и хочет положить его на стол, не читая, чтобы не прерывать беседу. Но это письмо из Манилы, и написано оно рукой Леонор — первая весточка за два года. Забыв о присутствии гостя, Пепе тут же вскрывает письмо и жадно читает. Сначала он ничего не понимает, перечитывает письмо еще раз, и, когда смысл прочитанного доходит до него, его буквально парализует. Галикано усаживает друга на диван, дает воды. Дорогого Пепе, стойкого и мужественного «капитана», душат рыдания. «Он плакал как ребенок», — вспоминает Галикано годы спустя.
…Леонор пишет, что выходит замуж. Это необходимо, этого требуют родители, прежде всего мать. Будущий муж Леонор — англичанин, инженер Генри Киппинг. Он строит железную дорогу из Манилы на север, а в Дагупапе, родном городе Леонор, его контора. Он стал желанным гостем в доме Ривера и особенно приглянулся матери Леонор, Елизавете Ривере. Сахи Киппинг — достойное порождение викторианской Англии, джентльмен до кончика пальцев. Леонор по настоянию матери согласилась стать его женой, по честно рассказала жениху, что помолвлена с Рисалем. Для британского джентльмена это не препятствие — он с уважением относится к прошлым чувствам своей будущей супруги, но требует, чтобы всякие отношения были прерваны отныне и навсегда. Елизавета Ривера разрешает дочери написать письмо бывшему суженому, но, разумеется, это письмо должно быть единственным и последним.
В конце письма Леонор объясняет, что произошло. Оказывается, она тоже уже два года не получает писем от дорогого Пепе. И вот однажды, когда мать уехала в Манилу, она перехватывает почтальона, и тот вручает ей письмо от Рисаля, в котором оп горько жалуется на молчание Леонор — а ведь она пишет ему регулярно! Это происходит уже после того, как Леонор дала слово Генри Киппппгу. По возвращении матери Леонор робко просит объяснений. Без тени смущения Елизавета Ривера говорит, что задерживала всю их переписку — и письма Леонор к Пепе, и письма Пепе к Леонор, — и тут же достает пухлую связку.
Не следует думать, будто мать, или дочь, или даже сам Рисаль видят в этом поступке что-то предосудительное. Елизавета Ривера поступает так, как и должна поступить любящая филиппинская мать. Она обязана думать о счастье дочери, а какое может быть счастье с изгнанником, флибустьером, которого так клянут монахи? Ведь Пепе в свой приезд перессорился со всеми, ему грозит тюрьма, ссылка, может быть, казнь. И все несчастья падут на голову жены флибустьера. Какая мать не убережет дочь от такого мрачного будущего? Это понятно всем. Елизавета Ривера вовсе не оправдывается перед дочерью, она просто объясняет. И объяснения эти не могут не быть приняты. Но теперь Леонор знает, что Пепе остается верным ей.
Однако слово дано, и надо следовать своей судьбе. Леонор просит только, чтобы на свадьбе ее мать была также и посаженой матерью, чтобы ее никогда больше не заставляли петь (а поет она весьма недурно) и чтобы ее пианино, пока опа жива, стояло на замке. Почти мелодрама, но вполне в духе времени. Для филиппинцев Леонор остается образцом поведения: волю матери она воспринимает как волю бога (именно поэтому Елизавета Ривера — посаженая мать на свадьбе), она остается верна возлюбленному (и потому не может больше петь) и своему слову (и потому выходит замуж за Киплинга). Леонор становится верной женой английского инженера, по ей суждена короткая жизнь. Два года спустя она умирает — и не от какой-либо болезни, а просто угасает. Все, кто ее знает, говорят, что если когда-либо на земле женщина умирала от несчастной любви, то эта женщина — Леонор Ривера.