— Где же ты? — прошептал Хао, вглядываясь в темноту сквозь плотно сомкнутые веки. Душа Нэмид связана с его. Цепью, лентой, нитью, кармическими узами — неважно, чем. Важно, что в любом из миров, в любом измерении времени и пространств, они будут обречены на встречу, и всё, что сейчас нужно Хао, это прочувствовать эту связь самостоятельно.
Несколько минут медитации прошли впустую. Тьма оставалась такой же непроглядной, а проклятые твари, подбирающиеся к нему со всех сторон, совсем не добавляли концентрации. Но вот откуда-то издалека он услышал звон браслетов, и этот звон заставил его сердце замереть. Во мраке что-то блеснуло, и Асакура открыл глаза, оставляя свой разум в трансе. Бледный желтоватый свет пробивался сквозь туман, будто маленькое солнце рухнуло наземь. Хао побежал к нему, словно мотылек на пламя.
Площадь перед погребенным в земле дворцом феодала встретила Асакуру гробовым молчанием, в то время как он ждал сопротивления, готовился сжечь не один десяток чудищ и злых духов. Было странно видеть этот памятник человеческому тщеславию в таком запустении, ведь в последний раз, когда Хао обращал к нему свой взор, дворец был прекрасен в своем великолепии. Даже несмотря на то, что от входа тянулся кровавый след, оставляемый умирающей на его руках Хоши.
Словно откликнувшись на его воспоминания, картинка перед глазами подернулась дымкой, и в следующее мгновение дворец уже возвышался над землей на три уровня, а его загнутые к небу края крыши поблескивали в тумане, словно припорошенные снегом. И следы крови оказались тут как тут.
Хао хмыкнул. Это уже похоже на приглашение. Как будто оно ему нужно, в то время как свет, на который он шел, уже теплился где-то там, внутри. Осторожно обходя темные кляксы, впитавшиеся в землю, Асакура взошел по лестнице. Массивные двери скрипнули и медленно поползли, открываясь и представляя обзору черный мрак помещения. Словно невидимая стража получила указание сверху немедленно впустить гостя.
Факелы зажглись вдоль стен в ту же секунду, как нога Хао переступила порог, представляя взгляду всю картину целиком. Его кошмарное видение из прошлого, Хоши, лежала в глубине и, свернувшись калачиком в багровой луже, скулила, прижимая к животу перепачканную руку. Внутренности Асакуры скрутило в тугой узел, а в горле встал ком. Переживать эти мгновения заново оказалось невыносимо.
— Ты почти забыл, как это было, — хихикнул высокий голосок, и из темноты выступила невысокая девичья фигура, облаченная в черное кимоно. Она подошла к Хоши почти вплотную, держа в руке окровавленный нож для шитья, и ступни с отталкивающей решимостью шагнули в растекшийся по полу красный круг. Хао с трудом, но вспомнил ее: девчонку, что собиралась принести ему смерть, но случайно убила собственную госпожу. Лицо всплыло откуда-то из глубин памяти и дрогнуло, раскачиваясь на водяной глади.
— Её звали Юи, — девичий рот осклабился в ехидной улыбке. — Ты запретил Хоши забрать её с собой в ваше гнездышко, и это разбило бедняжке сердце. Было совсем несложно свести ее с ума и внушить к тебе ненависть. Я принимал твой облик и три ночи истязал несчастную во снах. Вколачивался в нее, душил и, смеясь, клялся, что после свадьбы то же самое ждет и ее госпожу, — «Юи» опустилась рядом с умирающей и почти любовно погладила лезвием искаженное в муке лицо по бледной щеке. — Хоши была для нее всем, ты знал? Как она могла отпустить ее с таким монстром без единой надежды на спасение?
Ладони Хао помимо воли сжались в кулаки.
— Убери от нее свои поганые лапы, — глухо прошипел он, наблюдая за происходящим исподлобья.
— У-у, кто тут у нас такой злой? — и снова раздражающие хихикание навязчиво полезло в уши. — А она ведь даже не настоящая. Это всего лишь воспоминания, которые малышка Нэм не успела в себя вобрать. Те, что жили в ее голове отдельной личностью.
— Я. Сказал. Убери. Лапы.
Нет, Хао прекрасно слышал, что пыталось донести до него Проклятье. Что Хоши — не душа, что настоящая она не страдает — по крайней мере, не так. Но ему было всё равно. Существо, разрушившее их жизни, не имело право касаться и волоса на голове Нэмид, не то что ее воспоминаний.
— Ладно, — вздернув брови, «Юи» подняла окровавленные руки, будто бы демонстрируя свою безоружность. Нож испарился. — Я не трогаю. Но ты должен знать, что это ничего не меняет.
Ее пальцы щелкнули, и Хоши вместе с богатым убранством помещения исчезла, растворившись в воздухе так, будто никогда ее здесь и не было. Остались лишь облупившиеся, покрытые трещинами стены и местами порушенный потолок.
— Эти воспоминания теперь мои, — елейно протянула она. — Они часть моего прекрасного поместья. Мёртвым ведь они ни к чему, правда?
Нервы Хао не выдержали. По позвоночнику прошелся электрический заряд, отпуская свои волны ко всем конечностям. Лицо исказила ярость, побелевшие губы ассиметрично искривились, а на пальцах затрещали языки пламени. Они расползлись от его тела по полу, взобрались на стены, взметнулись вверх, охватывая целиком фигуру Проклятья, но оно лишь ухмыльнулось и всего за мгновение превратился в белокурую молодую женщину в кимоно. Оно превратилось в Асаноху.
Асакура яростно закричал, выплескивая всю боль, и лишь подбавил жару. Если будучи Юи, Проклятье оставалось нетронутым, то в облике его матери, оно с превеликим удовольствием показало, что происходит с телом в огне: как мгновенно сгорают волосы, облезает кожа, обугливается плоть… Хао видел подобное зрелище тысячу раз, но никогда это не вызывало в нем такое тупое отчаяние, смешанное с злостью.
И всё было напрасно.
Когда пламя сошло на нет, зал был пуст. Пуст так же, как и то место в груди Хао, где должны быть дорогие сердцу люди. Они все мертвы. Кто-то уже давным давно развеялся пеплом по свету, чье-то сердце еще заставляют биться холодным руки шамана-некроманта, но что это меняет? В конечном итоге, он всё равно останется один. Вечный скиталец, обреченный на одиночество. Асакура безвольно уронил в ладони лицо и втянул воздух сквозь зубы.
«Что мне делать, Нэмид? Что же мне делать?»
«Доставай из стакана вставную челюсть и скорей беги спасать меня, дедуля!» — почти услышал он ее звонко смеющийся голос и ощутил, как уголки губ захотели дрогнуть в улыбке. О да, она бы непременно попыталась его подколоть. А он бы непременно попытался ее поцеловать. Духи, да они даже целовались всего один раз! Зачем нужно было умирать так рано?
Хао поднял голову, и его взгляд зацепился за тяжелые дверные ставни в конце зала. Он был готов поклясться, что всего минуту назад там была лишь пустая арка. Происки Проклятия? Возможно. Но если Нэм всё ещё в этом здании, он последует в каждую предназначенную ему ловушку.
Ставни поддались легко. Асакуре совсем не пришлось прикладывать усилий. Из дверной щели на пол ровной полосой упал яркий дневной свет, что казалось совсем нереальным. По всем законам пространства, по ту сторону должно было оказаться следующее помещение. Хао прекрасно помнил, насколько огромным был этот дворец. Однако когда двери полностью раскрылись, перед ним распростерся совсем не задний двор. Он решительно шагнул вперед и присвистнул. Стоит отдать Проклятью должное. Иллюзии настолько глобальных масштабов он видел впервые за всё своё долгое существование.
Это был Сэндфилд. Ближайший к Добби захудалый городишко, раскинувшийся под полуденным, уже почти сентябрьским солнцем. Хао видел его всего раз, мельком, когда явился на ярмарку и танцевал с Нэмид на вершине колеса обозрения, однако он хорошо запомнил, как возвышались над двух и трехэтажными зданиями часы на городской ратуше.
Но что-то с городком было не так. Кругом метались жирные черные мухи. На смрад после отравленного воздуха поместья Асакура уже и внимания не обращал. Автомобили не разъезжали по улице, а были разбросаны так, будто все разом потеряли управление и поврезались в дома, витрины, столбы и друг друга. Асакура прошел вперед и заглянул в одну из них. Водитель, впечатавшийся лицом в руль, судя по спекшейся крови и серым кожным покровам, облепленным мухами и личинками, был мертв уже как минимум двое суток. Похожее зрелище ожидало его и в остальных жестяных коробках. Кое-где сидели и точно такие же покойники-пассажиры, однако далеко не на всех Хао видел смертельные травмы.