Регина задерживается у входа в комнату и, убирая бретельки платья, чтобы обнажить свои загорелые плечи, произносит:
— Видела вчера, как ты играешь. — Ее губы расплываются в хитрой улыбке, когда она проводит ногтями по моей груди. — Это у тебя после матча такой синяк?
— Да, — отвечаю я, подавшись вперед и практически касаясь ее губ своими.
— Хочешь, поцелую, чтобы не болело?
Регина наклоняет голову, и я чувствую ее мятное дыхание. Она прикусывает мочку моего уха, и внутри меня тут же разгорается томительно-сладостное желание — хоть рядом со мной не та девушка, что мне нужна. Ее руки нащупывают низ моей рубашки и тянут вверх, пока я не понимаю намека и окончательно не снимаю ее сам через голову.
— Это не единственное местечко, где мне хочется тебя поцеловать, Себастьян, — шепчет девушка.
Все снова слишком просто — до смешного просто. Даже не пришлось решать, чего я хочу больше: чтобы она отсосала мне или чтобы я трахнул ее как следует. На всякий случай я захватил из машины резинку, поэтому теперь уверенно закидываю ее ногу себе на бедро и жадно целую. Из моей груди вырывается нетерпеливое рычание. В голове невольно снова начинают мелькать сравнения: целуется слишком влажно; грудь мягкая, но не такая упругая, как у Мии; вместо жасминового аромата — нотки цитруса.
Регина открывает дверь в комнату и тут же опускается на колени, глядя на меня снизу вверх своими сияющими, словно искрящимися глазами, и тянется рукой с длинными розовыми ногтями к пряжке моего ремня.
Я смотрю на нее, не зная, что сказать.
— Регина, милая…
Откуда-то доносится крик.
Он буквально разрывает воздух, заставляя меня содрогнуться. Едва не сбив Регину с ног, я мчу к двери. Она что-то кричит мне вслед, но я, не обращая на это ни малейшего внимания, лечу вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Сердце бешено стучит где-то в горле, не давая мне вдохнуть.
Я уже слышал этот крик. Вот только тогда он был криком удовольствия, а сейчас явно свидетельствует о панике.
Это голос Мии.
7
Себастьян
Даже мокрая, как канализационная крыса, Мия Ди Анджело остается самой красивой женщиной на свете, какую я когда-либо видел.
Мой пульс, подскочивший до небес, когда я услышал ее крик (тот чертовски знакомый крик из моих кошмаров), возвращается в норму, и я вновь обретаю способность здраво оценивать ситуацию.
Она не ранена. Не зарублена топором. Просто промокшая. Стоит по колено в мутной воде в комнатке старого общежития в окружении своих вещей, которые я столько раз видел у них с Пенни. По щеке девушки сбегает прозрачная капелька. Заметив это, она яростно вытирает лицо, ее грудь тяжело вздымается.
Я выдыхаю с облегчением. Мия хмурится — можно даже сказать, скалится. Я смотрю в ее горящие бешенством глаза, и она кажется мне прекрасным ангелом. Она напоминает сейчас Мандаринку в тот день, когда Купер решил искупать ее: разъяренная и недовольная, но целая и невредимая.
Я ухмыляюсь — методом проб и ошибок мне удалось выяснить, что это самый лучший способ добиться от нее хоть какого-то ответа.
— Решила искупнуться, Ди Анджело?
— Какого черта ты тут забыл?
— Гулял неподалеку.
Мия окидывает меня оценивающим взглядом. Я вдруг вспоминаю, как она касалась губами татуировки в виде кельтского узла у меня на груди (мы с братьями набили их в один день), и на мгновение ощущаю напряжение в паху.
— С голым торсом? — ее голос сух, как ветер в пустыне.
— Позволь мне помочь тебе.
— Ну и к кому же ты пришел? — насмешливо спрашивает она. — Уж не к жизнерадостной ли потаскушке с третьего этажа с голосом, как у дельфина?
— Боже мой! — восклицает Регина, влетая в комнату. Перепрыгивая с ноги на ногу, она вручает мне забытую рубашку. — Какая гадость!
Мия скрещивает руки на груди.
— Ты до ужаса предсказуем, Каллахан.
Неужели на мгновение на ее лице мелькнуло выражение боли? Или мне попросту показалось? Я натягиваю рубашку и бреду по холодной воде. Чуть не спотыкаюсь, но ухитряюсь удержать равновесие, схватившись за кровать. Мне на лицо шлепается большая капля.
— Давай я помогу тебе вынести вещи?
— Слава богу, потоп случился не на моем этаже! — радуется Регина.
— Это уж точно! Не помешал вам потрахаться, — огрызается Мия.