После осмотра она была не менее красноречива:
— Все в порядке. Давление, сердце, печень. Скорее, это нервы. Я вам напишу направление к невропатологу. И температуры нет. Как вы себя чувствуете?
— Плохо. Все болит. Меня избили. — Черепанов хотел только одного, чтобы она скорее ушла.
— Избили? — Врач вытаращила глаза под очками. — Что вы такое говорите? Кто вас мог избить?
— Не знаю.
— Как так не знаете? Тогда я вам напишу направление к хирургу. Хотя не знаю, кровоподтеков нет, все органы спокойны. Вы сможете прийти? Или прислать машину?
— Не надо. — Черепанов отвернул лицо к стене.
— Вы же еще и капризничаете. — Врач щелкнула замком сумки. — Я вам пропишу успокоительное. А с больничным листом не знаю, как и быть. Вам обязательно сегодня на работу?
— Все равно, — сказал Черепанов, не оборачиваясь к ней.
— Тогда придете ко мне послезавтра. — И она ушла.
Черепанов лежал неделю. Днями в квартире было тихо, и он спал. Ночами тихонько выходил на кухню, кипятил чай, съедал что-нибудь из холодильника. Встревоженные его ночными хождениями соседи, случайно столкнувшись с ним в коридоре, косились на него еще больше. Он не думал, за что они так не любят его. Он вообще ни о чем не думал в эту неделю. Однажды приходила Валентина, он слышал ее голос в прихожей, соседи ответили что-то, и она скреблась в дверь. Юрий Алексеевич не открыл. Все это была другая, не его жизнь. Как он будет жить теперь, он не думал, но знал, что по-иному, боль уходила, возвращались силы, тело его еще больше высохло, прежней дряблости в мышцах не было. Он чувствовал, что ничто ему теперь не страшно, он никогда ничего не испугается, ничему не удивится, ни в чем себя не будет ощущать виноватым, жить ему будет теперь просто.
В первый день, как только смог выйти на улицу, Черепанов отправился в милицию. Следователя Савина он больше не искал. А едва открыл дверь в кабинет начальника, как тут же отступил назад, увидев багровое лицо, склонившееся над столом, и услышав:
— Я занят! Все. Вы свое дело сделали!
Подождав немного в коридоре, Юрий Алексеевич двинулся к двери снова, но его тут же, не очень вежливо, попросили выйти. Он и вышел, решив, что напишет в милицию официальное заявление, хотя раньше никаких заявлений не любил.
На следующий день состоялся суд. Зинаида Андреевна явилась на него без декольте и абсолютно ненакрашенная. Разбирательство велось очень тщательно, но на официальное мероприятие не походило. Народу в зале было много, подобное дело рассматривалось в Молвинске впервые. Допрашивали всех сотрудниц Госстраха. Зинаида Андреевна повторила всю сцену с Черепановым почти что в лицах. В зале откровенно хихикали, присутствующий тут же прокурор призывал всех к порядку. Из двух свидетельниц, находившихся в тот день в кабинете начальницы Госстраха, та, что постарше, подтвердила слова Зинаиды Андреевны, а другая, помоложе, сначала тоже повторила, а потом не выдержала и рассмеялась:
— Да ничего не было. Хохма была да и все.
Ее показания суд не учел, но нашлись другие, ведь дверь из кабинета начальницы в момент инцидента была открыта. Юрий Алексеевич держался на суде хорошо. Все свои оскорбления в адрес Зинаиды Андреевны он признал и извинился, четко, оперируя цифрами, рассказал о происходящих в Госстрахе непорядках. Он чувствовал себя как никогда твердо, но после объявления приговора: один год исправительных работ по месту службы, ноги его подкосились, он вышел из суда оглушенный и побрел, не зная куда.
Очнулся Черепанов в сумерках километрах в двадцати от Молвинска. Места уже были знакомые, вон за тем лесом они косили с матерью сено. Косить мать всегда нанимала, а с граблями по душистому лугу он ходил до изнеможения. Но разве можно сравнить ту усталость с этой? Только теперь Юрий Алексеевич вспомнил, что заходил после суда в районную газету «Северная звезда». Завотделом писем Георгий Чистяков смотрел на него сожалеюще. Черепанову всегда казалось, что если б не его стеснительность, они с Георгием могли бы подружиться. Тот такой большой, сильный и одновременно похож на добродушного, увеличенного до невероятных размеров толстощекого зверька. Заметки Юрия Алексеевича о пользе страхования Георгий всегда принимал без поправок, шутил очень добро, искренне спрашивал про жизнь. Спросил он и в этот раз. А Черепанов в ответ не поинтересовался, как следовало бы, а именно спросил как у близкого человека, что там на бумкомбинате. В ответ Георгий сразу построжал и зримо почти отодвинулся: