Пришло время прощаться. Наверное Ясютин мог бы оставить себе смышлёного Иванова или мальчишку-барабанщика. С другой стороны, они связывали его с дезертирами и кто знает, чего рассказали бы на допросе, попадись в лапы правосудия на какой-нибудь мелочи.
27 мая «Город Лондон» покинул Торбей, поднял паруса и отправился в долгий путь. Ясютин с большим облегчением выдохнул и даже позволил себе распить на пару с Билли бутылку кларета. Вся операция обошлась ему в довольно крупную сумму, однако, емли подумать, вложение выглядело неплохим. Когда Сигер станет капитаном, проворачивать подобные дела будет намного проще. К тому же Ясютин наконец-то свалил с себя обузу.
Они вернулись в Лондон к началу лета.
Глава 24
Тихий океан
«Незеваю» не раз приходилось возить пассажиров и обычно они смотрели на шкипера с благоговением, как на божество, способное перенести их через море. Никто из них не претендовал на особое положение или на равенство с капитаном, никто не вел себя независимо. И вот теперь Митя получил целую толпу гвардейцев с полковником во главе, да члена Правления Складчины с пышкой свитой. Многие превосходили его возрастом, опытом, богатством, положением в обществе и даже если не говорили об этом прямо, то вольно или невольно подчеркивали превосходство словом, жестом, взглядом. За исключением, пожалуй, самой Галины Ивановны.
Как и многие моряки Митя считал женщину на корабле, если не злом, то во всяком случае досадной помехой. Женщины отвлекали моряков, вызывали ссоры, заставляли менять распорядок и привычки. В этом смысле богатые пассажирки мало чем отличались от доступных портовых девиц или туземок с людоедских островов. Ступив на палубу они неизменно притягивали к себе внимание, вызывали у моряков похоть и провоцировали соперничество.
Галина Ивановна, однако, воспринималась несколько иначе. Положение в обществе Виктории изначально ставило её куда выше всех прочих женщин, даже богатых пассажирок. Мало кто посмел бы даже мысленно примерить на неё образ доступной женщины, и уж тем более проявить это словом или действием. В её руках находилась власть, почти такая же, как власть капитана, а на суше даже и большая, что некоторым образом примиряло мужчин, уравнивая их в ничтожности. Митя подумал, что наверное поэтому люди легко принимают власть королев, императриц и прочих царственных особ.
При этом Галина Ивановна вела себя просто. Общалась, шутила, спрашивала, если что-то не понимала и охотно отвечала на вопросы других. Хотя в её распоряжении имелась целая кормовая галерея, она выходила на палубу и вставала рядом со штурвалом, чтобы выкурить трубку. Маленькую на три-четыре затяжки с длинным мундштуком. Не то чтобы она нуждалась в табачном дыме. Скорее это был своеобразный ритуал.
— Что у вас с руками? — спросил Митя, заметив синие пятна.
— Это чернила, — она убрала погасшую трубку в изящную похожую на пороховницу сумочку и некоторое время разглядывала ладони и пальцы, словно пыталась обнаружить на них что-то ещё. — Я пишу роман. Не всё же мне переводами заниматься. Захотелось попробовать самой. Написать что-нибудь эдакое, куртуазное.
— Куртуазное? — не понял Митя. — Это о чем?
— Ну, над сюжетом нужно еще поработать, — призналась Галина Ивановна. — Но завязку я уже придумала. Знатная дама из Виктории отправляется на корабле в путешествие и пытается соблазнить юного капитана.
Митя покраснел.
— И вы можете мне помочь, — сказала она.
Митя покраснел ещё больше.
— Как? — выдавил он из себя.
— Лунный парус, — сказала она. — Я где-то читала или слышала о таком, и мне очень понравилась эта поэтичная метафора, но позже я не смогла ничего найти про него.
— Мунсель, — сказал Митя, с видимым облегчением. — Это самый верхний парус на очень, очень больших кораблях. Но и там его поднимают в редких случаях. Мы же на шхунах не используем ни мунсель, ни трюмсель…
— Трюмсель? — удивилась она. — Его что же, поднимают в трюме?
— В трюме? Нет, напротив. Его ставят на трюм-рее и он лишь на одну ступеньку ниже мунселя. И снасть эта предназначена тоже для очень больших кораблей. Насколько я помню, даже на «Палладе» не поднимали ничего выше брамселя.