Другим средством проредить наступающую лавину являлись гранаты. Опять же исходя из прежнего опыта стало ясно, что при падении на землю они приносят слабый ущерб, больше вздымая землю, чем поражая неприятеля. Поэтому полковник велел привязать гранаты к кольям примерно на высоте груди и привязать к каждой дюжину гвоздей. Гвардейцам в передовых пикетах требовалось лишь подпалить фитили перед отступлением и смотреть, чтобы под удар не поставить товарищей.
Для более эффективного использования пушек, будь они гвардейские или предназначенные для подарка, Раш поручил ветеранам натаскать новобранцев из числа бывших пиратских галерников.
В общем работа кипела. В брошенном городе поставили несколько домиков для освобожденных людей, часть из них отправили пополнять запасы продовольствия. На случай длительной осады посреди лагеря вырыли погреба и колодец.
Для Мити тоже нашлась работа. Галина Ивановна написала несколько писем для Виктории. Их следовало отправить в Макао Судейкину, агенту Складчины. Разумеется, отпускать единственную шхуну даже в Макао она не решилась. Но как раз подходило время кантонской торговли и европейские корабли стали чаще проходить мимо островов Риау.
Мите пришлось нелегко. Он остался без Пульки и Барахсанова. Пара гвардейцев, что вывались временно заменить моряков, хоть и справлялись с делом неплохо, ещё не сработались так, как старая команда. Шестым с ними отправился Хиггинс. Помочь с управлением шхуной раненный сержант вряд ли мог, он был еще слишком слаб. И Митя прихватил его на тот случай, если придется говорить на английском. Язык этот он знал не слишком хорошо, а в переговорах часто бывают важны мелочи.
Уже на второй день патрулирования «Незевай» перехватил караван из трех крупных кораблей Ост-индийской компании. «Перехватил» — громко сказано. Может ли перехватить сардина тунца? Скорее подрезать, встать на пути, рискуя оказаться в пасти.
«Незевай» сблизился с караваном и поднял флаг. Однако толстые «индийцы» не собирались снижать ход ради мелкой иностранной шхуны. С одного из них выстрелило несколько крупных орудий, как бы остерегая возможного пирата от сближения.
Команда «Незевая» переложила паруса и некоторое время они шли вровень с британцами. Борта отделяли не больше двадцати саженей. Митя на разные лады пытался докричаться до них через свой новенький рупор. С «идийцев» на него смотрели с любопытством, точно на обезьяну, что научилась выполнять трюки. Этим дело и ограничилось. Мите до жути захотелось послать кому-нибудь из них в борт оперенную гранату Тропинина, просто чтобы согнать спесь и привлечь внимание. Разумеется, он этого не сделал, да и таких гранат в его арсенале не имелось. Один за другим корабли уходили вперед (ветер был идеален для прямых парусов), а шхуна отставала.
Когда «Незевая» стал опережать последний и самый маленький в ордере корабль, а Митя уже решил, что на этот раз ему придется уйти ни с чем, рупор неожиданно взял в руки Хиггинс. Этот парень когда-то служил в королевском флоте, и разговор он начал с того, что выдал несколько крепких выражений, понятных только соотечественникам. Митя в его бурной речи разобрал лишь отдельные слова и фразы, вроде «голландская храбрость», «свиное ухо» или «раскачивать лот», но их значения понять не мог. Среди прочего прозвучало много ругательств, самым мягким из которых было традиционное обвинение в содомии.
Так или иначе, тирада Хиггинса возымела эффект. Сперва его окликнул один из матросов и спросил, кто он такой, откуда сам, кого знает? Слово за слово, завязался разговор (с учетом того, что собеседникам приходилось орать). На «Незевае» между прочим узнали, что идущий рядом корабль называется «Маркиз Вэлсли», а его капитана зовут Брюс Митчелл. Нашлись у собеседников и общие знакомые, и даже общие воспоминания. Тут уж деваться британцам стало некуда, «Маркиз» сбавил ход, а капитан Митчелл согласился принять почту.
— Пуль… Ах, чёрт! Малыш, лодку на воду! — сразу же распорядился Митя.