— Моя хоромина, — Косой горделиво указал на самую крупную шхуну, чья когда-то алая краска теперь облезла до серого дерева. — Заходи, если нервы крепкие, — усмехнулся он.
Внутри пахло дёгтем, рыбой и чем-то затхлым. По бокам висели пожелтевшие гравюры в дорогих рамах — явно видавшие стены получше. Мой взгляд сразу выхватил медный блеск подзорной трубы в углу, но старик быстро накрыл её обрывком парусины, словно я намеревался стащить вещицу. Из сундука он достал какие-то потёртые карты и махнул рукой на улицу.
— Садись-садись, — старик указал на импровизированную скамью — доску между двумя валунами, прислонённую к борту лодки. — Спиной на борт обопрёшься, в самый раз будет.
Устроились, и перед нами открылся потрясающий вид на бухту. Заходящее солнце превратило воду в расплавленную медь, по которой скользили черные силуэты военных кораблей.
Косой вдруг вытянул костлявый палец, указывая на самый крупный.
— Видишь тот, с тремя трубами? Вот я на таком же служил, назывался «Яростный», — голос дрогнул, смешав гордость с неизбывной тоской. — А теперь вот… — он с силой хлопнул ладонью по прогнившему борту.
Я молча кивнул, глядя, как последние лучи солнца играют на том самом корабле.
— Как же ты со старшего матроса императорского флота на такое дно скатился? — осторожно спросил я.
Старик горько усмехнулся, доставая из-за пазухи потёртую фляжку:
— А ну-ка, глотни для храбрости. История не для слабонервных.
Я сделал добрый глоток обжигающей огненной воды, пока Косой, закатив глаза, вспоминал.
— Пять лет назад наш «Яростный» отправили в шестое кольцо колоний, — он развернул потрёпанную карту и ткнул грязным ногтем в один из миров. — Сюда. Безобидно с виду: пальмы, песок. А на деле — адская мясорубка.
Голос собеседника дрогнул, когда он описывал, как из-под земли, словно демоны, вылезали эти твари — муравьиды. Как одного за другим сожрали товарищей из разведки, высадившихся на берег. Как с лёгкостью потопили крылатые фертиды их крейсер. И как он две недели дрейфовал на обломке в открытом океане, полном всяких тварей.
— А потом… — старик сделал глоток, рука дрожала, — меня засосало в одну из тех дьявольских воронок. Очнулся, а вокруг знакомые берега. Думал, бред. Грёб к берегу как одержимый.
Новый знакомый резко встал и зашагал по песку.
— А меня потом под трибунал! Дезертир, видите ли! Кузнецов меня знал, он как раз с «Яростного» тогда перевёлся и стал капитаном десантного корабля. Он за меня горой стоял, но бесполезно, — Косой пнул пустую банку. — Старого матроса списали на берег. А без моря я… — он повёл рукой вокруг, — вот во что превратился.
Я слушал его и внимательно изучал карту.
— И после этого никто не пытался вернуться в тот мир? Найти остатки «Яростного», выживших?
Косой фыркнул, а потом сплюнул.
— Кто ж его знает. Если кто и совался, обратно-то не возвращались, — он пристально посмотрел на меня. — А тебе зачем это?
— Дело есть, — уклончиво ответил я. — Скажи, а почему не пойти к Кузнецову сейчас? Вижу, море ещё в тебе. И думаю, у него на корабле работа всегда найдётся.
Старик неожиданно рассмеялся.
— Да какой из меня теперь матрос? Стар я, парень. Хотя… — он задумался, — если б работёнка какая: за складом присмотреть, лентяев погонять… Азарт-то ещё остался.
Я улыбнулся, доставая кошель, и положил между нами на лавку три золотые монеты.
— За тебя Кузнецов ручался. Так что найду местечко. Что скажешь насчёт переезда?
— Нет, — Косой резко покачал головой, — от моря ни ногой. Умру без его запаха.
— Понял тебя, — кивнул в ответ. — Жди на днях весточку.
Проснулся с первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь занавески гостиничного номера. Воздух пах морем и дымом, это был привычный аромат Балтийска. Но сегодня до отъезда в Новоархангельск нужно успеть ещё несколько дел.
На краю бухты стояли два склада и неказистое каменное здание: это была наша печь для сжигания водорослей. Пётр, наш маг земли, возвёл здание быстро и без изысков, но оно исправно выполняло свою работу. Однако, подойдя ближе, я заметил кое-что необычное.
Дым из трубы шёл ровный, без клубов чёрного угара, а вокруг царил порядок: никаких разбросанных тюков, всё аккуратно сложено.
У печи возился крепкий мужчина лет сорока. Его закатанные по локоть рукава обнажали мощные предплечья, покрытые старыми ожогами и свежими царапинами. Он ловко управлялся с заслонками, подбрасывал водоросли в топку, и всё это без суеты, с расчётом.