Император смотрел на меня с непониманием:
— Обещание? Умирающему другу? Кому? — он перевёл взгляд на сына.
— Всеволоду Пожарскому. Угасший род из «Ярцево», — ответил за меня Митя.
— Да, Ваше Величество. Всеволоду. Его последняя воля… — я не стал вдаваться в детали о клинке и сыне, — это касается его семьи. Я поклялся выполнить её сам. Нарушить приговор Петра Великого — тяжкая дерзость, я знаю. Но я прошу лишь один месяц. Чтобы сдержать слово. И вернуться.
Тишина затянулась.
Даже Дмитрий смотрел на отца с напряжённым интересом.
Император медленно прошёлся вдоль стола.
— Обещание… — произнёс он наконец. — Долг чести, — Романов остановился передо мной. Его взгляд был тяжёлым. — Петровский приговор… он свят. Но… — он взглянул на сына, потом снова на меня, — … цена слова и верность другу тоже святы. Особенно в наше время.
Романов посмотрел в окно, раздумывая.
— Хорошо. Я даю вам разрешение. Один месяц на «большой земле» для исполнения воли павшего товарища. Но! — голос стал стальным. — Вы дадите клятву, — Романов кивнул на стоявший в углу походный алтарь, — что вернётесь ровно через тридцать дней. Ни минутой позже. Нарушите клятву — и приговор Петра падёт на ваш род с удвоенной силой. И на вас лично. Ясно?
Облегчение, смешанное с новой тяжестью ответственности.
— Ясно, Ваше Императорское Величество. Я готов дать клятву. Здесь и сейчас.
Император кивнул Дмитрию. Тот подошёл к алтарю, зажёг лампаду от магического кристалла.
Я снял с себя сюртук, во внутреннем кармане которого лежала пробирка с антивеществом, и повесил его на стул. Подошёл, положив руку на сферу, чем-то напоминающую шар, который использовали гадалки в моём мире, та вспыхнула.
Голос мой звучал чётко в тишине опустевшего вагона, заглушая гул порта за окном:
— Клянусь, что цель моей поездки на земли империи — лишь исполнение последней воли павшего друга. Клянусь не использовать дарованную милость во вред империи или Императору. Клянусь вернуться в колонии до истечения тридцатидневного срока, отсчитывая с момента прохода через телепорт. Если же нарушу сию клятву, да падёт на меня и весь род мой гнев четырёх и справедливая кара по всей строгости закона и воли Петра Великого.
— Свидетельствую, — произнёс Император и сфера засветилась ярче. Его взгляд смягчился на мгновение. — Выполняйте свой долг, граф, и возвращайтесь. Колонии ждут. Дмитрий, проследи за оформлением документов.
Романов развернулся и вышел из вагона, сопровождаемый личной охраной.
Митя подошёл и хлопнул меня по плечу.
— Киря, спасибо, что помогаешь.
Я лишь сдержанно улыбнулся.
— Завтра едем в «Ярцево»?
— Да, — подтвердил я.
Глава 4
Выйдя из душного вагона, я остановился на мгновение, чтобы вдохнуть полной грудью.
Несколько часов в этом импровизированном зале заседаний, под пристальными и колючими взглядами генералов и придворных, давили сильнее, чем каменный мешок карцера.
Там, по крайней мере, я боролся с конкретной угрозой: ржавыми решётками и магией подавления. Здесь же медленно душила паутина интриг, амбиций и неподъёмной ответственности, которую на меня взвалили.
«Протектор Балтийского узла». Звучало сладко, как заманчивое предложение от роковой красавицы, сулящее неземное наслаждение. Вот только опытный нюх уже улавливал за этим ароматом духов лёгкий шлейфец дорогого яда и неизбежной последующей головной боли. Мечта для дурачка, ловушка для меня.
На деле это пожизненная каторга в кабинете, тонны бумаг, бесконечные споры с военными, которые ненавидят «выскочку-фабриканта», и вечная угроза прорыва тварей.
Это был путь, ведущий в никуда.
Путь, на котором умрут все мои планы о заводах, исследованиях, новых сплавах и эликсирах. Меня заживо похоронят в бюрократическом болоте, и через год от Кирилла Пестова останется лишь уставшая оболочка, с тоской взирающая на чертежи, которым не суждено воплотиться в жизнь.
Нет.
Я не мог оставаться здесь ещё хотя бы на ночь.
Каждый камень этого разрушенного города, каждый взгляд, полный подобострастия или зависти, напоминал о будущем, которое мне уготовили.
Мне отчаянно нужны были движение, дорога, смена декораций, обстановки. Как учёный, я знал, что человеческий мозг нуждается в периодической перезагрузке, без неё мысли застывают как старая смола, теряя гибкость и остроту.
Я вспомнил лекции по нейрофизиологии, где профессор говорил, что смена обстановки активизирует нейропластичность и стимулирует формирование новых связей в мозге.