– Я не сомневаюсь в правдивости слов Полины, – несколько раздражённо огрызнулся Олли на Николая.
Николай прежде жил в Петербурге во времена Российской империи и был близок ко двору царской семьи. Он отличался от прочих старейшин своими изысканными манерами, которые зачастую раздражали суровых простецких мужчин, привыкших к битвам и каждодневной борьбе с природой за выживание, которые смеялись над мужчинами, державшими в кармане гребень для волос. Николай же всегда выглядел как с иголочки, розовощёкий, гладковыбритый. Все члены совета жили в Миитланде по несколько сотен лет и считали Николая вроде как за несмышлёного юнца, место в совете которому ещё надо было оправдывать и оправдывать.
Ронстейн, от природы подозрительный, с недоверием поглядывал на Полину.
– Хорошо, – вздохнул Олли, прищурив один глаз, – ты можешь идти.
Олли сделал жест в сторону, как бы прогоняя девушку. Полина не замедлила скрыться с глаз долой и поспешила домой, спиной чувствуя, как ей вслед смотрит двенадцать пар глаз.
Малика кивнула вошедшей в дом Полине и продолжила накрывать на стол. В привычных бытовых действиях женщина нашла сейчас отдушину. Машка, поджав губы, помогала матери. В доме стояла тянущая тишина, которую принято называть оглушительной. Очень точное определение. От непривычного безмолвия в ушах словно что-то протяжно звенело, затмевая собой внешние звуки.
– А где Иван? – спросила Полина. Звук собственного голоса показался ей сейчас инородным, неестественным.
– Во дворе, у Божана в мастерской, – вздохнула Малика и улыбнулась. От Полины не скрылась обречённость, мелькнувшая в добродушных глазах женщины. Малика всегда представлялась ей женщиной непробиваемой, уверенной. Именно такой, что коня на скаку остановит. Видеть отчаяние в её глазах было неприятно, даже тяжело. Прежде дом всегда казался живым, двигаясь вместе с Маликой в танце, наполненным жизнью, а теперь всё кругом словно приостановилось, замерло в ожидании чего-то плохого, тёмного, тревожного.
– Я схожу к нему, помощь моя не нужна?
– Нет, иди, конечно, приходите ужинать, скоро будет готово.
Полина кивнула и выскочила через сени на улицу. Воздух снаружи душным облаком повис над деревней, над полем, над рекой. Он был вязким, плотным, а постепенно нарастающий ветер доносил с юга свежие запахи будущей грозы. В низком, неумолимо темнеющем небе, мелькали тёмные тени стрижей. Полина поправила волосы, выбившиеся из-под повязки и сошла со ступеней крыльца, направляясь к мастерской Божана. Жуча спряталась в будке, тревожно звеня цепью. Собаки не любят грозу. А та очень скоро должна была обрушиться на Своельгу.
Полина зашла в мастерскую, свет в которую проникал через открытую дверь и маленькое оконце. Солнце в небе скрылось за тяжёлыми дождевыми тучами и в помещении было темно. Ванька склонился над деревянным сундуком с инструментами отца и что-то искал, громко звеня железом.
– Ваня? – осторожно окликнула парня Полина. Он резко выпрямился и повернулся. В руках он сжимал большой нож и топор на светлой деревянной рукояти. Полина удивлённо подняла бровь и настороженно спросила. – Что ты тут делаешь?
На лбу Ивана пролегла морщина. Он насуплено посмотрел на свою подругу, потом на оружие в руках.
– Решил достать оружие Божана, пока его нет. Вдруг порядчики уже сейчас нападут на нас. Я не хочу встретить их с пустыми руками, – процедил он сквозь сжатые зубы, с вызовом глядя на Полину.
– Чего ты злишься на меня? – она сделала шаг навстречу Ваньке.
– Я не злюсь, – буркнул в ответ парень и отвёл взгляд.
– Ваня, – Полина тяжело вздохнула, – ты должен поверить мне.
– Ты не умеешь врать, – оборвал её парень, – ты не просто ходила тогда прогуляться! Когда ты врёшь, у тебя щеки краснеют.
Глаза Полины забегали. Ванька был её единственным другом в Своельге, не считая Кати и она чувствовала перед ним вину.
– Ладно, – с горьким сердцем, решилась она сказать правду. – Я ходила к ней. И мы говорили с Фаврой, после чего она взяла с меня слово, что я не скажу о нашей беседе. Пойми меня! – Полина всплеснула руками. – Я ведь обещала.
– А зачем ты вообще пошла туда, если мы договаривались пойти все вместе? Это ведь я увидел тогда этого незнакомца! – Ванька с досады кинул звонко брякнувшие топор и нож обратно в сундук. – А ещё друг называется. То же мне!
– Я действительно не могла уснуть той ночью. И решила сходить одна. Не знаю, что меня дёрнуло. Но ноги сами повели к ней. Я не хотела тебя будить, иначе Машка бы тоже проснулась и тогда мы бы не смогли вообще никуда уйти.