Счастливо выдыхаю и безропотно принимаю горсть лекарств, которую кладет передо мной заботливая женщина.
– Спасибо, – киваю ей и подрываюсь с места, когда вижу, как она принимается собирать со стола тарелки. – Я помогу.
– Нет, – Томилин, в пару шагов оказавшийся рядом, накрывает мое предплечье ладонью и заставляет остаться на месте. – Мы сами. Отдыхай.
Спорить не берусь.
Киваю и вновь опускаюсь на сидение. Еще и на спинку стула откидываюсь, складывая руки на коленях, тем самым стремясь дистанцироваться от этого мужчины.
После совместной трапезы начальник безопасности не вызывает у меня прежнего страха, но и к друзьям, чьи прикосновения я всегда воспринимала легко, пока причислять его не спешу.
Кажется, случившееся на дороге активировало в моей голове пунктик под говорящим названием «Проблемы с доверием». Слишком переменчивой становится эта величина.
Чашку с кофе встречаю так, будто передо мной не обычный напиток ставят, а живую воду путнику, неделю бродившему по пустыне и наконец добравшемуся до оазиса, подают.
Вкушаю блаженство – это про меня.
Забыв обо всем и всех, обхватываю чашку обеими ладонями, прикрываю глаза и, не торопясь, пью. Кайфую от каждого глотка любимой горечи.
И в этот момент, здесь и сейчас, мне хорошо и спокойно.
Что бы не происходило в жизни, как бы не шваркала судьба и не прибивало невзгодами, нужно всегда иметь свой собственный незыблемый уголок отдохновения. Мой личный таится в кофе. И им я наслаждаюсь.
Закончив трапезу, мою чашку и собираюсь пойти к себе в комнату, но Альберт останавливает.
«Эльза, нам нужно поговорить. Пойдем в кабинет».
Новое сообщение почему-то вызывает тревогу.
Странно. Ведь фактически ничего не меняется, но по коже начинают бегать колкие противные мурашки. Ладошки потеют. Будто подсознание, заранее предчувствуя что-то нехорошее, стремится меня предупредить.
Стоит переступить порог кабинета, как я, не зная сама почему, не осматриваюсь в новом для себя помещении, а прикипаю взглядом к окну, а затем в шоке отшатываюсь и закрываю ладонями рот.
Черный грязный внедорожник.
Черно-белая наклейка Джокера с окровавленным ртом на задней части кузова.
Мамочка!!!!!
Нет. Нет! НЕТ!!!
Хочется кричать.
Хочется бежать и прятаться.
Хочется набросить на Гольдмана с кулаками, потому что обманул, и…
– Тш-ш-ш… Эльза, Эльза, смотри на меня, смотри, – Альберт обхватывает мои щеки ладонями, заставляет замереть и глядеть только на себя. – Дыши, девочка, дыши. Все хорошо. Ты чего паникуешь? Ты в безопасности. Ты со мной, помнишь?
Меня так трясет, что я не сразу соображаю. А между тем кое-что случается. Звон в ушах сменяется тихим шелестом волн, сквозь которые, словно через несколько слоев плотной ваты, одно ухо с трудом, но улавливает звуки.
– Не бойся. Они ничего тебе больше не сделают. А вот мы с ними сделаем всё, что ты захочешь.
Хозяин дома, воспринимая мой ступор за невозможность разобрать его речь, помогает присесть в кресло и, повернув ко мне экран ноутбука, который приносит Томилин, набирает свои последние слова на экране.
До побелевших костяшек стискиваю подлокотники, пока читаю, а затем, сжав волю в кулак, заставляю себя еще раз повернуться к жуткой машине.
Глава 12
ЭЛЬЗА
– Берт, не дури девчонку.
– Ты о чем, Влад?
– О том, что все равно поступишь по-своему.
– Поясни?
– Если она окажется сердобольной самаритянкой, ты не успокоишься и в любом случае не выпустишь молокососов на свободу просто так.
– Неужто я такой предсказуемый?
– Да, если это касается того, что тебе важно… или кого.
– Так заметно?
– Мне, начбезу? – хмык. – Да, Берт. Заметно. Не сомневайся.
…
– Берт… – повторяю вслед за Томилиным, чем сразу обращаю на себя внимание обоих мужчин. – Необычно.
– Эльза?
– Ты слышишь?
Подступают ближе.
Гольдман сокращает расстояние до шага и, присев на корточки, касается пальцами моей ладони, лежащей на подлокотнике.