Суетливо обтерев ноги о траву, Паси сошел с тракта и двинулся вперед по тропинке.
***
— Тсера! — в дверь вагончика постучали. — Тсера!
— Да? — ответила старуха. Она сидела на лавке и вышивала узор на детской рубашке.
Дверь вагончика не открылась, а распахнулась. Снаружи, опершись одной ногой на ступеньку, стоял седой мужчина. Он был явно взволнован.
— Ханзи? Чего тебе? — старуха, не отрываясь от занятия, кинула на него быстрый взгляд.
— Там это… — он сглотнул. — Наши чужака привели.
— Да?
— Руп и Янош его нашли недалеко от стоянки.
— С тракта сошел и заблудился, — она безразлично пожала плечами.
— Нет. Они говорят, что он по нашей тропинке шел, как будто знал, куда нужно.
— Знал? — старуха отложила вышивку и снова посмотрела на Ханзи.
— Да. А еще они говорят, что он на нашем разговаривает.
— Из какой он семьи?
— Не из какой, Тсера. Он не цыган. Чужак с рогами на голове.
— Вот, значит, как? — она одобрительно кивнула. — Ну веди его сюда. Посмотрим, что за фрукт.
Паси впервые в жизни видел стоянку цыган, и она ему нравилась. На крошечной полянке среди непролазной чащобы Карапатских лесов приютились шесть вагончиков вардо. Они были расставлены по кругу, в центре которого горел большой костер. Над костром на вертеле жарился невиданных размеров кусок мяса, незнакомого Паси животного. Но больше всего его удивляло не оно, а сами вагончики. Узкие у основания, четырехколесные, они выглядели так будто кто-то положил сверху на телегу большую деревянную трубу с дверью. К тому же раскрашены они были в необычайно яркие цвета. Красные, белые, синие и золотистые узоры плотно покрывали стены вагончиков явно противореча всяким заявлениям о том, что цыгане в лесах живут скрытно. Скорее наоборот, таким образом они кричали о своем присутствии всякому встречному-поперечному.
Два молодых парня, которым на вид нельзя было дать и восемнадцати, проводили Паси к дальнему от тропинки вагончику. Краска на нем казалась не такой яркой, как на других и в некоторых местах потрескалась от времени. На пороге вагончика стояла сутулая старуха, одетая в расшитое узорами платье. Ее волосы, некогда черные, а теперь цвета стали, были накрыты красным платком и вьющимися кудрями спускались на плечи.
При виде Паси старуха достала из складок платья маленькую курительную трубку, закусила ее и нахмурилась, от чего ее лицо стало похоже на сморщенное гнилое яблоко, проткнутое палкой.
Парни подвели Паси ближе к ее вагончику, остановившись от него шагах в трех.
— Как тебя зовут? — спросила старуха и смерила его взглядом.
— Паси Ахо, — ответил он, стараясь не выдавать волнения.
Паси побаивался этих людей. Они походили из культуры, совершенно чуждой ему и были вооружены. Верный признак надвигающихся неприятностей.
— Имя не цыганское.
— Это потому, что я не цыган.
— Тогда откуда по-нашему понимаешь?
— Я по-всякому понимаю. А вы, стало быть, здесь главная?
— По-всякому… — старуха пропустила вопрос мимо ушей. — И как ты нас нашел, Ахо?
— Я бы не сказал, что вы особо прятались, — он покосился на соседний вагончик, будто только что приехавший с городской ярмарки.
—Мне передали, что ты знал, куда нужно идти. И тропинку нашу знал. Откуда?
— Во сне увидел. Я шаман.
Старуха перекинула губами трубку из одного уголка рта в другой.
— Это неправда. Чтобы быть шаманом одних оленьих рогов мало. Нужно еще и с духами говорить уметь. А ты не умеешь.
— Говорю же, во сне увидел.
— С этим я не спорю. Но кто тебе ее показал? Кому ты молишься, Ахо?
— Гасатуру, Королю в желтом. Я хотел найти охотника, и спросил у него помощи. Он привел меня к вам. Он ошибся?
— Нет, — старуха спустилась на две ступеньки, затем села на порог. — Меня зовут Тсера Делинко, а это моя семья. Мы все охотники. Вот только мы не охотимся ни для Хасатура, ни для Хозяина лесов, ни для любых других богов. Наша охота для людей.